— Если я расскажу тебе правду, ты отпустишь меня?
Он обдумывает мой вопрос и отвечает не сразу. Проходится по мне взглядом. Смотрит на меня так, словно уже знает все ответы.
— Да, правду.
Я киваю. Склонив голову, пытаюсь выдумать какую-нибудь ложь, но как далеко я могу зайти в своей лжи? Он будто бы знает меня. Как много он знает на самом деле? О чем можно солгать?
— Не стоит выдумывать ложь, она не поможет, — он просто стоит, кажется, даже не шевелится. Поэтому, когда начинает говорить, я невольно поднимаю глаза, и наши взгляды встречаются.
— Раньше меня все знали как Роуз… до того… до того, как я сломалась, — надеюсь, ему будет достаточно этой правды. Я рискую бросить на него взгляд, но он стоит и ждет, он хочет еще правды.
— Я начала принимать наркотики, чтобы заглушить боль, изгнать ее из своей жизни. Только так человек может сломаться, прежде чем его по-настоящему сломают.
Он подходит ближе. Поначалу мне кажется, что он собирается коснуться меня и что его руки могут причинить мне боль, но он не касается меня. Он протягивает руку, расстегивает замок наручников и те падают на пол, а сам он выходит из комнаты.
Я сижу на кровати и растираю запястье, гадая, с чего так внезапно он решил просто отпустить меня. Это ловушка? Куда мне идти? Где я вообще?
Первым делом я иду в туалет, а закончив, переступаю порог комнаты, в которой была пленницей так долго. Поднимаю голову вверх и вижу лестницу, ведущую наверх, а на втором этаже вижу открытую дверь. От доносящегося до меня аромата еды желудок громко урчит.
Напротив двери моей «темницы» еще одна дверь, ведущая к свободе. Я открываю эту дверь и обдумываю варианты. Я могу просто уйти, но куда я пойду? Кому я нужна? Я даже не знаю, где я сейчас. Я оборачиваюсь и смотрю на лестницу. Где-то там играет мрачная печальная музыка. Делаю несколько шагов в сторону ароматов еды и звуков музыки.
Я медленно поднимаюсь по лестнице, не совсем понимая, что делаю. Мысли о еде подгоняют меня, заглушая все разумные мысли.
Блэк стоит у плиты, одетый точно так же, как и раньше. На ногах по-прежнему ботинки. Он не смотрит на меня, не оборачивается, даже когда под моими ногами скрипит половица.
Он, не отвлекаясь, готовит под грохочущую музыку. Я стою там и наблюдаю за тем, что он делает. Он такой тихий и сильный, и держится совсем не так, как все остальные мужчины. Это одновременно пугает и волнует. Он убирает руки от плиты, музыка резко прерывается, и он начинает говорить, вынудив меня подпрыгнуть и перепугав меня так сильно, что мне приходится прижать руку к груди, чтобы убедиться, что сердце все еще там.
