Прохор произнёс свои слова, еле двигая языком и не сводя своего помутневшего взгляда с черного нагана, который лежал на столе возле Резникова. Тот иногда касался его рукоятки, поворачивал наган дулом, то в одну, то в другую сторону, затем убирал руку и наган, тогда лежал неподвижно, ожидая своего, заключительного для Прохора слова.
— Ладно, Прохор ты сам сделал свой выбор, и сегодня я в хорошем настроении, так что…
— Подождите господин капитан — обреченно и плохо слыша собственный голос, прошептал Прохор.
— Говори — произнёс Резников.
— Спросить хочу. Отец Кирилл, он тоже разочаровался в истинности так называемых ценностей и ещё купец Кривощеков? Его убьют большевики или нет?
— Отец Кирилл сошёл с ума, заразившись ощущением народного счастья, а купца Кривощекова убьют большевики. Застрелят, как бешеную собаку, ещё вытащат на улицу для всеобщего обозрения.
— Хоть на этом спасибо — произнёс свои последние слова Прохор.
Хотя Прохор и старался смотреть на наган Резникова, но он не заметил или не захотел заметить момента, когда наган оторвался от стола, и милостивый сегодня капитан Резников выстрелил. Пуля сделала своё дело гуманно, в долю секунды размозжив лицо Прохора до неузнаваемости.
— Жаль хороший был старик — сказал Резников, положив наган обратно на стол перед собой.
Прохор упал головой на стол. Кровь натекала темно-бордовой лужей на жёлтую скатерть.
— Убирать его будем? — с деловой интонацией спросил Выдыш.
— Ни к чему, я хочу посмотреть, что будут делать следственные органы.
— Напрасный интерес, тем более они сразу вспомнят меня. Ещё конечно, Степана и этого юриста — Выдыш в общем, безразличным тоном выразил свои сомнения.
— Тем интереснее поручик и не забывайте, что хозяин избушки теперь я, так что мы всё будем в этом участвовать.
— Тогда пойдем, господин капитан. Думаю на сегодня дел, у нас больше нет.
Резников поднялся из-за стола, ничего не ответив Выдышу. Прохор остался, как ему и было положено в неизменной позе. По-прежнему горел тусклый свет. Дверь хлопнула, черная кошка забралась на кресло широко зевнула и начала намывать свою и без того блестящую шерсть.
