* * *
В конце восьмидесятых годов Прохор с головой окунулся в атмосферу перемен, которые должны были родить старое заново. Воскресить мертвых для блага живых. В его голове кружилось, оседало огромное количество информации и вся она имела один и тот же характер. Четко соответствовала настроению Прохора и он наслаждался этой вакханалией. Собирал статьи из газет, повесил в своей комнате портреты дореволюционных деятелей, что печатались на журнальной бумаге в огромном количестве. Были там император с императрицей. Были видные господа из государственной думы. Известный всем своими словами и проживанием заграницей премьер министр, с видными усами, а в отдельном углу, под настольной лампой прикрепленный канцелярской кнопкой висел небольшой чёрно-белый портрет Григория Распутина. Поток информации, хлынувший селевым шквалом грязи на головы людей, пьянил Прохора. Старый мир воскресал на глазах…
… Через несколько лет этот мир вступил в свои права, и Прохор в те дни был самым счастливым человеком на свете.
Никто не мог бы сказать, а если бы попробовал, то стопроцентно бы лгал, что Прохор хоть на секунду изменил своё отношения к священному делу. Проходившие годы не самого лучшего экономического благополучия, конечно, отражались на нём и иногда, он высказывался в унисон со многими своими коллегами и знакомыми, но четко знал, что всё это временно. Временное пройдет, останется истинное, оно есть, и оно ни куда не денется. Мир, сотворенный освещенный не только исторической справедливостью, но и глубиной духовной сущности за которой, как и прежде стоят церкви, сияют позолотой кресты, несут на передовой службу, обличенные в таинственное одеяние священники. Родина — дышит историей. Родина — звенит колоколами, что захватывают в себя, как прошлое, так и настоящее, уносятся своим звуком в очень далекое будущее. Там за невидимым отсюда горизонтом, стоит неизменная в своей праведности родина, и пусть он Прохор получает совсем немного, и нет у него того, что уже успела подарить родина некоторым своим избранным гражданам.
И вот сейчас этот этап для него закончился, вместе с ним закончится сегодня и сама жизнь Прохора.
Капитан Резников глянул на него, скорее безразлично, чем испытывая раздражение или злобу. Прохор молча присел за стол. Выдыш вернувший себе свой привычный облик, налил Прохору водки.
— Пей, так лучше будет — хмуро произнёс он.
— Какая разница, — как можно безразличнее произнёс Прохор, но внутри него бился загнанной птицей жуткий страх.
