— Мамаша, давайте рассуждать здраво. Когда ваши дети были маленькими, вы их защищали, верно? А провинятся — наказывали. Может, и вина пустячная: подрался, залез на чужую бахчу. Но его ремнем стегают, вбивают уважение к законам человеческого общежития. На себе испытал, что такое «чти отца своего», «не укради», «не убий»… Без закона — ни порядка, ни жизни. А если взрослые начинают нарушать закон, то общество наказывает их.
— Закон, закон, — покивала старуха. — А на горе молитвы нет. Думаете, я хочу, чтоб вы против своей совести пошли? Боже упаси! Я, может, поплакать хочу. Поплачу и пойду!
Она, по-видимому, хитрила, но Хохлов уже решил выслушать до конца и наперед смирился со всеми детскими хитростями. Он подул на ступеньку в присел рядом со старухой.
На площадку просочился аромат кипящего сливочного масла. Старуха принюхалась и снова хлопнула себя по коленям:
— Покушать вам надо! Об ужине будете думать и серчать. А за что серчать? Что родного внука не хочу отдать? Ступайте, я обожду.
Она говорила с каким-то естественным превосходством, как будто не ощущала разницы в их положении — той разницы, которую люди обычно сами подчеркивают перед судьей.
— Пошли ко мне. Только не будете предлагать мне никаких подарков. Договорились?
Они вошли в квартиру. Старуха стала усаживаться на шкафчик-галошницу, сказала, что здесь посидит. При ярком свете она казалась очень старой.
Дома к Хохлову уже вернулась его обычная трезвость, ему стало ясно, что старуха лукаво играет роль робкой хуторянки. Он заставил ее снять залоснившееся пальто и отвел в кабинет. Она, видно, почувствовала перемену в его отношении, без стеснения прошла в своих темных валенках по ковру, села на диван.
Как и следовало ожидать, по ее словам, внук никаким хулиганом не был. Это холостые парни дурят, а ему тридцать пять лет, двое детей, семья — разве у него есть время на глупости? Он не хулиганил, а защищал свою честь от бесчестных людей. Его приемная дочь собиралась выйти замуж за сына этих самых бесчестных Кузиных, и уже свадьбу назначили, и все соседи знают, а жених взял да раздумал жениться.
Старуха рассказала о чисто грушовской истории: поселок ждал, что Агафонов отомстит, и подталкивал его к мести. Судья отметил про себя, что с точки зрения общественной морали грушовцы справедливо надеялись на наказание обманщика. Правда, никаких реальных средств для этого не было: Кузины жили в городе, им было начхать на осуждение грушовцев.
