Отец повернул к нему голову. Он водил правой рукой перед глазами, словно что-то пытался снять.
— Это я, — тихо сказал Вадим. — Я — Вадим.
Отец продолжал водить рукой перед глазами. Вадим сел на кровать и тронул отца за плечо. Отец нащупал его руку и прижал к своей щеке.
Пришла Маркова, за ней — дежурная из санпропускника.
— Вот! — сказала санитарка. — Прется! Не слухает.
— Принеси халат, — отослала ее Маркова. — Здравствуйте, Вадим… Вот видите — уже улучшается.
Отец повернулся на ее голос и сжал рот.
— Ничего, ничего… Поставим вас на ноги! Вадим, зайдите потом ко мне.
Голос ее был бодр и лжив.
Но к Марковой Вадим входил с надеждой.
Врач избегала его взгляда и рассеянно перелистывала тонкую тетрадку с историей болезни.
— Мы должны быть готовы ко всему… Поймите, Вадим. Давление не спадает, мозговые сосуды травмированы и долго не выдержат…
— Может, его надо в Москву?
— Он умрет в самолете.
— Но что же делать?!
— Будем ждать… Мы вводим магнезию. Это должно помочь.
Она жестко посмотрела на Вадима, седая женщина, полустаруха, и он понял, что она тоже устала, а Вадим ее утомлял. Он отвел глаза.
— Что с вами? — спросила Маркова. — Успокойтесь, Вадим… Если он и выживет, то останется инвалидом. Слепым, парализованным инвалидом.
* * *
Вадим поехал в институт, в другой конец города. В отцовском кабинете Неплохов принимал иностранную делегацию. Он предостерегающе поднял маленькую костлявую руку, но Вадим взмолился:
— Позвоните в Москву! Отец умирает!
— Знакомьтесь, господа… Карташев-младший.
Иностранцы улыбались. Они ничего не знали о слепоте, о Марковой, о Валькове — чужие люди. И они улыбались не отцу, и тем более не Вадиму, а просто так.
Неплохов сидел за отцовским столом, какого черта? Ему была на руку скорая смерть Карташева, он мог надеяться перебраться в этот кабинет. «О, чтоб вы все провалились!» — воскликнул про себя Вадим.
Неплохов подошел к нему и зашептал, давя рукой на плечо, наклоняя к себе:
— Вадь, в Москву я позвоню… Ты извини, это иностранцы. Они не поймут, что у нас на душе.
Он сделал упор: «у нас».
— Подожди полчасика. Я на шахту с ними, так и быть, не поеду, и мы потолкуем.
— Ладно… Я вечером вам позвоню.
Он медленно вышел.
* * *
Дома что-то произошло. Какая-то перемена была даже в запахе — пахло духами. Из отцовской комнаты вышла женщина.
Он не шелохнулся, когда она поцеловала его, только чуть повел головой, чтобы не в губы. Она отстранилась, и он увидел, как мать постарела. Сквозь пудру ее лицо светилось желтизной, волосы поредели и были плохо покрашены.
