Теперь немного смешно вспоминать, как я, в то время по сути еще подросток, выслушивала в столовой нечто вроде кратких исповедей. Выслушивала с сочувствием и, как мне казалось, даже с пониманием. Собеседники мои были, конечно же, старше меня, но я умудрялась давать им советы. Наивными были эти советы. Но, видимо, непосредственность, чувствительное девичье сердце располагали, влекли ко мне в трудную минуту взрослых, мужественных людей.
Много сил пришлось затратить политработникам училища, чтобы до времени сдержать боевой порыв курсантов и направить его в нужное русло.
Как-то утром (это было в начале августа), работая в раздаточном зале столовой, я вдруг услышала торжественные слова, доносившиеся с плаца: «…До последнего вздоха… клянемся!..» Подбежав к окну, я взволнованно глянула в него. Там, на плацу, перед Знаменем училища стоял монолитный строй. На лицах курсантов были сосредоточенность и решимость. Казалось, ребята смотрели куда-то вдаль, осмысливая происходящее за тысячи километров от стен училища.
— Клянемся очистить территорию Родины от вражеских полчищ!..
— Клянемся загнать врага в его фашистское логово!..
— Клянемся разгромить фашизм!..
— Клянемся!..
Слова клятвы звучали весомо и по-мужски твердо. Чувствовалось, что они шли из глубины души. У меня озноб пробежал по коже. Вот она, оскорбленная врагом русская, советская народная силища. Когда встанут миллионы таких парней, встанет вся наша страна, врагу несдобровать…
И еще я подумала в тот момент, что курсанты, по-видимому, уходят на фронт. Они уходят. А как же я?
Решение пришло молниеносно.
Стремглав спустилась я по лестнице, сняла на ходу косынку и фартук, выбежала на плац и предстала пред ясные очи начальника училища Ивана Никитича Григорьева.
— Товарищ полковой комиссар, отправьте на фронт и меня вместе с училищем!..
Он покачал головой:
— Подрасти тебе надо, девочка…
Но я еще раз, уже громче, на весь плац повторила:
— Очень прошу отправить меня с курсантами на фронт!..
Улыбчивые взгляды более полутора тысяч курсантов сосредоточились на мне и полковом комиссаре. Они вроде бы одобряли мой взбалмошный поступок, и полковой комиссар, видимо, ощутил это. Чтобы несколько разрядить неловкую обстановку, он, как мне показалось, с ноткой юмора в голосе обратился к командирам курсантских батальонов майору Шорину и капитану Золотареву:
— Ну, кто из вас под личную ответственность возьмет ее… на фронт?
Думаю, что начальник училища надеялся на категорический отказ комбатов. Однако майор Шорин сказал вполне серьезно:
