На наш взгляд, в таком ракурсе может быть решена и проблема сущности и содержания понятия гражданственности. В научной среде есть согласие в том, что гражданственность есть качество, присущее нормативному типу личности в отечественной культуре. Это исторически устойчивый феномен. Гражданственность как качество нормативного личностного типа предполагалась в русской литературе XIX и XX вв., предполагается и сегодня. О необходимости воспитания гражданственности говорят и ученые [110, 251].
Наш интерес к понятию и явлению гражданственности связан со спецификой отечественной власти, во-первых, как иерархической, а во-вторых, как власти, исторически основанной на обязанностях, а не правах. Сегодня, как правило, власть противопоставляют обществу, народу, говорят об их взаимоотношении. В этом контексте находит свое место и «гражданское общество», понимаемое как самоорганизовавшееся в определенные структуры общество, противостоящее власти. Надо заметить, что подобный дискурс безусловно толкует власть как нечто отдельное от народной массы, противостоящее ему и осуществляющее функцию власти как некий особый субъект. Подобная позиция имеет своим теоретическим основанием концепцию рациональной бюрократии Макса Вебера, а практическим — опыт западноевропейской цивилизации, начиная от Нового времени и по сей день. Как отмечалось в первой главе, в эпоху Нового времени в странах Запада появляется профессиональная бюрократия, которая занимается исключительно тем, что осуществляет управление. Конечно, ошибкой было бы сводить всю политическую власть к власти бюрократии, однако именно ее рост, расширение компетенций и т. д. сделали бюрократическую власть чрезвычайно важной составляющей политической власти и во многом определили понимание политической власти как автономного субъекта, в определенной мере противостоящего народу. Автономность подобной власти заключается в том, что существует отдельная, особая властная иерархия, главным образом основанная на бюрократической вертикали, и она не совпадает с общественной иерархией, или, правильнее сказать, социальной пирамидой.
Однако, по нашему мнению, было бы ошибкой полагать, что отношения власти и подчинения останавливаются на уровне государственной власти. Как отмечает А. Н. Данилов, есть смысл изучать «не только государственную власть, но прежде всего власть как таковую — как совокупность лиц и институтов, способность оказывать определяющее влияние на общественные процессы и личные судьбы даже и вне действия законодательного поля» [82, с. 11]. Сами по себе гражданские ассоциации и иные элементы гражданского общества зачастую в гораздо более непосредственном виде осуществляют отношения власти и подчинения и тем самым осуществляют функцию управления.
