— Вот это мастер! Развинтит тебе любые часы в два счета, а уж чтобы их вновь собрать — не взыщите! Не сумеет!
Муню это ничуть не обижает. Он молчалив и в споры не вступает, хотя в глубине души и убежден, что собирать разобранные часы как раз его главная специальность.
Недавно из находящегося неподалеку имения в городок приезжал помещик-поляк в щегольской коляске с замысловатыми двойными рессорами. На базаре помещик вошел в лавку. Коляску окружили базарные зеваки, толпились, ахали, удивлялись. Тогда среди них вдруг появился Муня. Все расступились. Не сказав никому ни слова, Муня озабоченно смерил коляску пытливым взором. Длинный нос Муни издавал привычные тихие звуки:
— Гм-гм-гм!
Нагнувшись к земле, он уселся на корточки, всунул голову между колесами и так на минуту замер: это он осматривал низ и сиденье коляски. Вся кровь хлынула Муне в лицо. Затем он выпрямился, заложил руки за спину и, не отрывая взора от коляски, тут же решил: «Ничего особенного! Дивиться нечему!»
Тогда все успокоились.
Успокаивать людей Муня издавна считает своей специальностью.
Так поступает он и сейчас, окруженный кучкой людей, позади дома Цирель. Он сообщает им нечто такое, что должно сразу всех успокоить:
— Что ни жизнь… то механизма. И человек — механизма. В нем есть и котлы и трубы. Кипит все там и бродит, точно на винокурне. Заболеет кто, к примеру, тифом… Это что значит? Кровь, значит, в нем перекипает. Выдержат его котлы, не сдадут, — значит, выздоровел; лопнут — пиши пропало, заупокойную читай…
Окружающие спрашивают Муню:
— Зачем же тогда лекарства?
— Лекарства? Это чтобы кипение убавить. От лекарств и сердце крепнет…
Муне задают вопрос:
— Ну, а бог? Бог, по-твоему, здесь ни при чем?
Муня разъясняет:
— Бог твой, как и мой. Спроси у него сам…
Муне задают еще вопрос:
— Ну, а вот при тифе бывает такое: люди говорят — «наступил кризис». Это что значит?
— Кризис? Кровь перекипела. Тогда всем ясно: выдержали ли котлы и трубы или сдали…
Муня выжидательно молчит. Ему задают последний вопрос.
— Ну, а Хаим, как, по-твоему, — выздоровеет?
Муня отвечает после некоторого молчания:
— Вот в том-то и дело…
Его глубоко сидящие глаза все время уменьшаются: вот-вот станут с булавочную головку. Нос неопределенно хмыкает. Голос и тот, кажется, пропах карболкой.
— В том-то и дело… Хаим давно болен… Кризиса нет… Бывает, иной до кризиса и не дотянет… помирает..
Все молча с минуту смотрят на окна Хаима.
Пенек впился глазами в Муню — не любит он его. Вещун тоже нашелся! Как ворона каркает: «Иной до кризиса и не дотянет». И это о Хаиме!
