В утешение за провал на выборах полковник Седрон огородил еще тридцать кабальерий земли и записал их на свое имя. Алькальд из людей Эстрады Пальмы не отважился возразить. В новом поместье Габриэлито получил пони и изящное седло, отделанное серебром.
Однажды июньским днем лета 1906 года Габриэлито позвали к отцу. Человек этот, как всегда, был краток и решителен и, как всегда, при всех атрибутах своей силы: при револьвере, в сапогах и с хлыстом в руке. Он говорил с ним, как положено отцу, и сказал, что уезжает далеко, что так надо и что может случиться худшее — они никогда больше не увидятся. И он хотел бы, чтобы сын знал: все, что он делал, он делал на благо семьи, нашей семьи, и родины.
— Если я умру, то оставлю тебе обширные владения и любящую мать. С твоим дедом я говорил, он будет заботиться обо всем до тех пор, пока ты не сможешь заняться этим сам. Если же тебе снова приведется увидеть меня в живых, нам будет хорошо, как никогда.
Слезы показались на глазах у Габриэлито, но отец сказал, что печалиться не следует.
— Я скоро вернусь и опять крепко тебя поцелую.
И уехал.
Два месяца спустя, придя из школы, Габриэлито увидел в доме дедушку Сандалио. Дедушка был очень серьезен и, гладя руку своей дочери Эухении, о чем-то говорил с ней шепотом. Заметив Габриэлито, они замолчали, и Эухения ушла к себе в комнату. Сандалио же подозвал Габриэлито и очень мягко сказал:
— Ты знаешь, дорогой, в этой стране сроду все шиворот-навыворот. Сначала были испанцы, потом — американцы, их сменили умеренные, а теперь, того гляди, снова придут американцы, и кто за ними — неизвестно. Но я думаю, что всегда найдется кто-нибудь, кто будет гадить; вот потому-то и убили твоего отца, убили за то, что он стремился к добру. Тут, видно, надо поступать так, как тростник, который сгибается, когда дует ветер.
Габриэлито стало страшно. Он почти физически почувствовал, как шатается пол под ногами, и вдруг подумал, что море, разбушевавшись, в один прекрасный день может поглотить их дом и все дома, весь город, весь остров: и дедушка и он сам, как отец, исчезнут, не оставив и следа в этом мире.
Позднее он узнал, что вернулись американцы и что в Гаване заправляет некий мистер Магун[44], что перед тем отец восстал против умеренных Эстрады Пальмы и это получило название «маленькой августовской войны», но отец был захвачен сельской полицией неподалеку от Сан-Педро-де-Майабон и умер от ранения в голову.
Потом американцы ушли, и были еще выборы, в результате которых президентом стал генерал Хосе Мигель. Он очень заботился о провинции Санта-Клара, которая была ему политической опорой, и особо пекся о них, Седронах. Дедушка Сандалио из начальника станции стал управляющим железными дорогами всего севера. Потому что Хосе Мигель главное внимание обращал на строительство железных дорог. При нем поезда стали ходить из Кагуагуа в Кемадо-де-Гуинес, через Ранчо-Велос и Карралильо. Владение землями, которые его отец присваивал себе, теперь было узаконено в самой Гаване. Имения давали прибыль, а плантации сахарного тростника, золотившегося на солнце, и дымившие рядом сахарные заводы стали привычной картиной для Сагуа, да и для всего острова. Друзья его отца, павшего на бранном поле, теперь командовали на тростниковых полях. «Это и есть прогресс», — говаривал дедушка Сандалио.
