— Женщина…
— Ты хочешь сказать, что все, что я вижу собственными глазами, мне только кажется? Это неправда?
— Неправда, — решительно произнес дервиш.
— Нет?
— Нет! Потому что я гость этого господина.
— Ты думаешь, я тебе поверю… Чтобы армянин пригласил на пир дервиша?
Генрих с интересом прислушивался к их разговору. Потом достал бумажник, вынул из него банкноту в десять туманов и протянул женщине.
— У армянина я не возьму… Хотя, собственно, почему? Ведь это же мои деньги.
— Женщина, это гость моего святилища.
— Но ведь ты же сказал, дервиш, что сам его гость. Боже, слышишь ли ты? Все, что может испортиться, посыпают солью. Беда, когда и соль портится. Конец света, дервиш лжет! — закричала женщина и ушла.
Наступила неловкая тишина. Через минуту дервиш сказал:
— О чем мы беседовали?
— О танце, — ответил Генрих.
Но дервиш словно не слышал, взял в руки блюдце, в котором росла зеленая пахучая травка, и протянул ее Генриху:
— Это благовонное растение всегда будет свежим и зеленым. Это самое ценное из того, что может подарить тебе дервиш…
В святилище начали собираться верующие, желавшие принять участие в танце «само». Дервиш зажег свечи и расставил их вдоль стен. Потом он объяснил Генриху, как надо танцевать этот танец.
— Это очень просто, — сказал он, — надо только следить за движениями остальных и двигаться в такт музыке. Начинать надо с полной неподвижности и заканчивать быстрым вращением.
Генрих уселся в широкий круг. Кто-то запел, а остальные повторяли припев:
Будь благословенна, любовь, Врач всех наших болезней… Будь благословенна, любовь…
Дервиш подал Генриху кубок с вином, который стал потом переходить из рук в руки. Собравшиеся сначала одновременно покачивали головами, потом всем телом, ритмично, в такт музыке, затем поднялись и танцующим шагом стали двигаться все быстрее и быстрее, почти до потери сознания. Затем они падали на землю, постепенно приходили в себя, и танцевальный ритуал начинался сначала. Временами Генриху казалось, что он очутился совершенно в ином мире. Нарисованные на стенах святилища птицы при блеске свечей казались живыми. Свет луны странным блеском отражался от пола. Все это создавало необыкновенно торжественное настроение. Генриху, который двигался все быстрее и быстрее, стало казаться, что среди птиц он видит фигуру Ширин. Танцующие переместились во двор. Небо посветлело, приближался рассвет…
Молодой Витгенштейн остановил проезжавшего извозчика и велел отвезти себя в мраморный дворец. Весь дом был погружен в сон, только Ширин, одетая, спала, притулившись в кресле. Генрих сел рядом с ней, взял ее руку, коснулся губами.
