… К Уральскому подходил пароход. Сеял дождь. Увидя с палубы свою убранную пашню, Тимоха притих и почувствовал себя бесконечно бедным. Горькая доля снова ждала его, как будто он вернулся не в деревню на Амуре, а в старое село в Расее, где был крепостным.
Он вышел на берег, стараясь казаться пьяным, чтобы не так было стыдно. Встречала его вся деревня.
— Гляди-ка, ты на пароходе стал ездить! — сказал веселый и толстощекий Санка Барабанов.
— А что я, хуже тебя?
И этот пароход брал дрова.
— Зачем ты врешь? Когда ты успел? — спрашивал Пахом Бормотов.
— Я быстро прошел. Я же сноровку имею, по золоту опыт, и давно набил руку. Старание…
— Откуда же твое старание? — спросил Федор Барабанов.
— Я был на речке, где Егор мыл. Открыл речку другую, свой прииск, а потом спустился на Егорову речку. Меня на тех перекатах чуть не убило, как Егора… Трепало… Да… Мы с ним открыли…
— Верно, верно! Там другие речки тоже с содержанием! — подтвердил Егор.
«Зачем отец поддакивает?» — подумал Василий.
— Силин в городских сапогах приехал! — подсмеивались бабы.
Мужики плотно обступили Тимоху. Оп хотел идти домой, но Илья удержал его.
— Нашел? Намыл?
Никто, кажется, не верил рассказам Силина.
Илья Бормотов насмешливо смотрел с высоты своего роста на вернувшегося соседа. Тимошке пришлось подбородок подымать.
Илья затрясся от смеха.
— Не веришь, спроси у Егора. Он там был! — сказал Тимоха. — На том же перекате, что и его, меня чуть не убило.
— Покажи хоть!
У Егора не решались так требовать, а к бедняку Тимохе чуть не лезли за пазуху.
— Показать! А ежели ничего у меня не осталось?
— Покажи! — попросил Пахом.
— Тимошка по приискам стал таскаться — врать стал, — отходя, говорили мужики.
«Чем бы доказать?» — думал Тимоха, сидя дома. Жена ни о чем не расспрашивала его. Она сказала, что парень заболел, не справился с хозяйством.
Сын не стал говорить с Тимохой, ушел спать.
— Ни одного самородка не осталось, как сон пронесся! — сказал Силин жене.
— Тебе, пьяному, померещилось, поди камней набрал…
Тимоха снял свой картуз.
— Что-то блестит… Гляди… Вот пыль золотая в картузе… Верно?
Вошел Егор.
— Тебя обчистили в Утесе?
— Обчистили! Я крепился, но змей ведь… А вот знак! Гляди, Егор. Никто мне не верит.
Тимоха и сам бы в таком случае не поверил. Мало что прогулял, он семью оставил без подмоги. Он чувствовал себя кругом виноватым.
— Слава богу, что живой вернулся! — сказала Фекла. — Да вот я и детям говорю, слава богу, отец живой… — повторила она, оборачиваясь в угол, где лежал ее старший разболевшийся сын.
