Как и дочь, Нэнси тонкокостная, плоскогрудая и узкобедрая. Я ровно наоборот. У них тонкие, поджарые тела, созданные для гольфа, прогулок под парусом и платьев-футляров от Лилли Пулитцер с яркими узорами. Как-то Мэри-Кейт убедила меня померить одно из таких и, побледнев, заметила, что пастельные огурцы не всем идут.
– Спасибо, – говорю я, забирая у Нэнси халат. – Должен отлично сесть.
Нэнси смотрит на меня в упор, не моргая, недобрым взглядом. Понижает голос до хриплого шепота.
– Я хочу удостовериться, что разногласия с Джонатаном, каковы бы они ни были, не отразятся на сегодняшней свадьбе. Сегодня все пройдет гладко, – она резко поднимает бровь, глядя на меня. – Ясно?
У меня перехватывает горло. Я никогда не чувствовала себя с Нэнси свободно – ее холодная, сдержанная элегантность всегда внушала мне робость, – но тут другое.
– В-вы ведь знаете, что произошло?
– Я в курсе.
– Он мне изменил, – поясняю я.
Нэнси прислоняется костлявым бедром к бюро вишневого дерева и отпивает «Мимозу» из бокала для шампанского. Изучающе смотрит ледяными голубыми глазами – на секунду дольше, чем нужно, и это мгновение скребет меня по нервам.
– Я думала, ты любишь моего сына.
– Люблю. Эмм, любила, – тяжело выдыхаю я. – Я считала, он тоже любит. Я не ожидала, что он сделает мне так больно.
– Но ты ведь полагала, что это насовсем, так?
– Конечно. Я хочу быть с ним всегда, – говорю я. – Хотела.
Слова жгут мне щеки. Слишком интимно, чтобы признаваться в этом ей; я никогда не говорила Джонатану ничего подобного.
– Тогда не глупи, Саша, – отрезает она. – Мужья всегда сбиваются с пути. Но умная жена – жена, которая понимает как лучше, – пойдет следом.
– Не понимаю.
– А должна.
Она склоняет голову в мою сторону.
– Все равно не понимаю.
– При других обстоятельствах я бы не стала так откровенничать, но по какой-то причине – даже не хочу думать, по какой, – мой сын тобой очень увлечен. Он просто раздавлен.
Я не обращаю внимания на этот бесцеремонный, извращенный комплимент и выжидающе скрещиваю руки на груди.
– Мужчинам свойственны… как бы это сказать? Шалости, – говорит она. – Не совершай ошибку, позволяя им разрушить ваши отношения. Мужчина сбивается с пути от скуки, поэтому умная женщина сделает так, чтобы ему снова стало интересно.
– Ясно.
Тонкие губы изгибаются в улыбочке.
– Когда я обнаруживала Фрэнка в чужих постелях, я к нему присоединялась.
От мысли о том, как Фрэнк и Нэнси крутят романы на стороне или устраивают тройничок – нет, слово слишком вульгарное, они, наверное, называют это me€nage a` trois на чистейшем парижском французском, – меня опять начинает тошнить. Я внезапно осознаю, как здесь жарко и душно.
