– А потом Белла исчезла. Не устроила больше ни одного свидания, хотя я уже заплатил за второе. То есть я понимаю, найти мне пару не так-то легко. Но должен же в мире быть кто-то и для меня. Я просто немножко неловок в общении. Я нервничаю, когда знакомлюсь с людьми.
Он смотрит на меня устало, потом отводит глаза.
– Я понимаю, Эдди, правда. Я тоже нервничаю, когда знакомлюсь, – я делаю движение рукой возле живота. – Бабочки, нервы, ну, вы понимаете.
– Откуда вам знать, каково это?
Он гневно смотрит на меня, и я внезапно начинаю себя ненавидеть за то, что сказала. Он откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди. Я остро осознаю и сиропность своего голоса, и то, как слишком лучезарно улыбалась ему поверх стола. Наверное, он думает, что я – худшая в мире сюсюкающая врушка.
Время сменить тактику. Я прошу рассказать побольше о себе. Когда он запинается, я поддерживаю разговор, задавая по вопросу за раз. В итоге он описывает очень тихую жизнь. Работает бухгалтером. Раз в неделю ходит играть в боулинг с командой, с которой играет лет десять, болеет за «Метс», подумывал завести собаку. Может быть, бигля. Друзей у него не много.
– Но несколько месяцев назад я… ну… можно сказать, встречался с девушкой. Она руководит школьным духовым оркестром, – говорит он, понижая голос до шепота и безумно краснея, – и зарабатывает тем, что пишет эротику. Мы были вместе три недели.
Так-так! Я не могу спросить, правда ли он сорокалетний девственник, так что улыбаюсь, как псих, и говорю, что это очень… эээ… вдохновляет. Судя по виду, он больше не настроен ничем делиться. Тогда я выуживаю подробности того, как он видит свою идеальную пару. Эдди говорит, что ищет девушку – «то есть, простите, женщину» – умную, экстраверта («чтобы меня уравновесить»), которая хочет завести семью и любит спорт. Физические черты он описывать стесняется.
– Ну, наверное, хорошенькая, – мямлит он, глядя в стол. – Блондинка, брюнетка – это для меня не важно. И… эээ… хорошо бы миниатюрная. Вы, скорее всего, заметили, что я не больно-то высокий.
Когда мы допиваем кофе и соскребаем с тарелок последние крошки пирога, Эдди провожает меня четыре квартала до метро. По дороге я вижу наше отражение в витрине магазина. Мы смотримся комично, но час, проведенный с Эдди, меня смягчил. Он неловкий, но такой славный. И у метро, когда он протягивает мне руку, я его быстро обнимаю.
– Я вам кого-нибудь найду, – говорю я. – Обещаю.
