Мэнсики глубоко вздохнул — такое ощущение, будто всем своим телом. Он зачем-то потер ладони.
— Я не прошу вашей экспертизы — просто хочу узнать ваше личное впечатление. Пусть это даже какие-то мелочи. Если вы заметили хоть что-то — поделитесь со мной, прошу вас.
Я немного задумался, после чего сказал:
— Если говорить о чертах ваших лиц, особого сходства между вами нет. Но мне показалось, что в глазах у вас все-таки есть что-то общее. Причем я ловил себя на этой мысли не единожды.
Он смотрел на меня, крепко сжав рот.
— Значит, глаза у нас похожи?
— Возможно, тем, что взглядом откровенно передаются чувства? Например, любопытство, воодушевление, удивление или же сомнение, протест. Все это едва заметно, однако глаза выдают. Лица у вас обоих не очень выразительны, а вот глаза действительно служат окнами души, как говорится. У других людей все совсем не так: мимика вполне богатая, а вот глаза не такие живые.
Мэнсики, похоже, это удивило.
— И у меня, значит, такие глаза?
Я кивнул.
— Я этого никогда не сознавал.
— При всем желании таким наверняка невозможно управлять. По крайней мере — сознательно сдерживать на лице чувства, когда они проявляются, накапливаясь в глазах. Но если не следить за ними внимательно, ничего не уловишь. Обычный человек вряд ли такое заметит.
— Но вы же смогли.
— Распознавать чувства — можно сказать, моя профессия.
Мэнсики чуть задумался над моими словами, а потом сказал:
— Это у нас с ней, значит, общая черта. Но вот родная она мне дочь или нет, этого вы определить не можете?
— Глядя на человека, я получаю какие-то художественные впечатления и очень их ценю. Однако такое впечатление и объективная реальность — разные вещи. Впечатление ничего не доказывает. Оно как легкая бабочка в потоке ветра, и толку от него почти никакого. Но как же вы сами — не ощутили ничего особенного, увидев ее перед собой?
Он несколько раз качнул головой.
— Что можно понять после единственного короткого взгляда? Для такого времени нужно побольше. Надо привыкнуть быть вместе…
И он снова медленно покачал головой. Засунул руки в карманы пиджака, будто что-то искал в них, но вскоре вынул — точно забыл, что искал. И продолжил:
— Хотя нет — вопрос, конечно, не в количестве раз. Чем больше мы с нею будем встречаться, тем больше нарастать будет смятение, так что вряд ли у меня получится сделать какие-либо выводы. Кто знает? Быть может, она моя родная дочь, а может, и вовсе нет. Теперь уже мне все равно. Главное в том, что, когда я ее вижу, от одной лишь мысли о такой вероятности, от одного касания к гипотезе по мне всему вмиг растекается, пульсируя, новая свежая кровь. И волей-неволей я начинаю задумываться — неужто я понимаю, в чем смысл жизни?
