Эли вышел из синагоги, а я вошел в ярость.
Мало того что я по глупости своей выбросил ему эти три доллара, у него еще наглость и жадность появилась. Он еще обижается! Дай ему по тридцать долларов в неделю. Захотел сразу паном стать! Да еще верит искренне, что это раскошелился Илья-пророк. Ну, погоди же, ребе Эли! Я тебя очеловечу! Покажу тебе, что Илья-пророк не такой заторможенный мямля, как я. Буду бороться за честь древнего пророка…
На следующую неделю я снова положил в ковчег письмо на адрес Эли. Он был чрезвычайно аккуратный. В назначенное время подошел к ковчегу, словно к своему собственному шкафу, и достал оттуда письмо. Он сразу положил конверт за пазуху со словами «спасибо, дорогой пророк Илья» и счастливый и спокойный вышел из синагоги, как банкир из банка.
Я, конечно, понял, в чем дело. Эли был уверен, что в конверте лежат тридцать долларов. Он даже чинно вытер нос новым платком, как это делает самый богатый лавочник в городке, реббе Носан.
Ой, быстро, ребе Эли, перенял ты манеры богача! Ах, как деньги портят человека! Эли даже возгордился. Если раньше он был со всеми иешивотниками на короткой ноге, то в течение одной недели ни с кем из нас уже и говорить не захотел. Некоторые иешивотники даже замечали:
— Эли стал смотреть на нас сверху вниз…
И я решил:
«Я искалечил Эли — я и вылечу его. Вся его душа сейчас в моих руках, как пойманный воробей…»
И я тоже немного возгордился своей силой над синагогальным шамесом. Но тогда я еще не понял, что тот самый посох, который бил Эли одним концом, бил вторым концом и по моему лбу. Я ходил по синагоге деловым петухом и уже радовался, что подбросил Эли эти три доллара. Зато теперь вымуштрую человека. Такое дело стоит дороже тысячи долларов. Возможно, что этим я хотел заглушить печаль по потерянным трем долларам. Я хорошо не помню. В то время я наблюдал только за другими, а не за самим собой.
Дома Эли читал:
«Ты, Эли, стал сразу жадным, рассчитывая на большие деньги. Это твой первый грех. Ты, Эли, возгордился. Это твой второй грех. Вот за что я не выполнил своего обещания. Назначаю тебе на целую неделю пост днем и молитвы ночью. Если все это будет выполнено не так себе для вида, а искренне, тогда дам тебе новую награду. Так говорит пророк Илья».
Всю неделю после этого письма Эли не выходил из синагоги. Постился днем и молился ночью. Опустился, высох. Каждый день приходила в синагогу его жена и со слезами на глазах упрашивала его:
