У Дона Великого | страница 22
Внутри царственного шатра стены были увешаны коврами и длинными парчовыми занавесками, деревянный настил пола также покрывал огромный темно-красный ковер. Поверх него от входа пролегла ярко-красная широкая ковровая дорожка. Она вела в глубину шатра, к небольшому возвышению, на котором стояли рядом два — для хана и самого Мамая — кресла-трона, отделанные резьбой и позолотой. В особо торжественных случаях с левой стороны того же возвышения ставились еще два таких же кресла — для главных жен хана и Мамая.
Перед шатром расстилалась большая зеленая поляна. Ставить здесь что-либо строго воспрещалось. На этой поляне часто зажигали костры, между которыми должны были проходить иноземцы, желавшие встретиться с ханом в его шатре. Через эти унизительные огни прошли многие русские князья и бояре, когда вынуждены были являться к ханскому двору. Этот древний обряд призван был показать полную покорность князей-улусников и очистить их разум от всяких злых умыслов.
Позади главного шатра стояли жилые шатры ханских и Мамаевых жен, тургаудов-охранников и многочисленной придворной челяди, а вправо и влево от него располагались полукругом шатры придворных сановников по степени их знатности и родовитости, как того и требовал закон таборной жизни кочевников. А дальше густо теснились небольшие низкие шатры сторожевых воинов, конюхов, мастеровых людей и всех прочих обитателей этого войлочного города.
Мост через Ахтубу представлял собой широкий, протянувшийся от берега к берегу настил из толстых, скрепленных друг с другом и хорошо выструганных досок. Настил лежал поверх выстроившихся в длинный ряд больших лодок, поставленных на тяжелые якоря и связанных между собою прочными ремнями. Их концы и на той и на другой стороне реки были намотаны на толстые, глубоко вбитые в землю столбы.
Перед въездом на мост поднималась высокая деревянная арка, наверху ее также развевалось пятиугольное белое знамя с девятью лентами и пучком волос, только поменьше. Под аркой неторопливо прохаживался нукер-охранник из дворцовых тургаудов и сердито отмахивался от невесть откуда появившегося старика воина. Старик, держа под уздцы лошадь, ходил взад-вперед за часовым и о чем-то его просил. Праздничный чапан, малахай и все лицо старика были в пыли: как видно, он прибыл издалека.
Это был Мусук, отец Ахмата. Из дальнего полуоседлого кочевья решил он добраться до самого «владыки суши и моря» в поисках справедливости. Мусук надеялся, что Мамай помнит того, кто некогда спас ему жизнь в бою и кому он, будучи еще темником, собственноручно повесил на грудь деревянную пейцзу