— Не заслоняй дорогу, косолапый, зашибу! — прокричал, полуобернувшись, Ерема и умчался дальше.
Алена охнула, и у нее против воли вырвалось:
— Ерема! Ерема!
— Ловко хлещет, хрен ему в пуп! — поеживаясь, беззлобно проговорил Пересвет. — Так его Еремой кличут? Ретив, ретив, дьявольское отродье! Поди, не один десяток уложит.
Алена прикусила язык, едва сдерживая внезапно навернувшиеся слезы.
А Ерема наметом гнал своего скакуна и уже корил себя за эту мстительную выходку: облегчения никакого не получил, а своего же собрата, ратника, обидел. «И сидит же во мне этакий дикий зверь, так и норовит мне же напакостить, — думал Ерема. — Ну чего я взъерепенился на сего монаха? Ведь человек он, кажись, совсем неплохой».
— Ты чего ж своих-то стегать начинаешь? — с укоризной сказал Сенька.
— Так, по дурости, — буркнул Ерема и отвернулся. Ему стало стыдно.
— Ежели у тебя много сей дурости да злости, припрячь их на врагов, а на своих, как дикий кабан, не бросайся, — заметил наставительно Сенька. Ерема промолчал.
К середине дня сторóжа Боброка достигла Лопасни и после короткого отдыха по знакомым бродам переправилась через Оку. Далее ее путь лежал прямо на полдень степными буграми и лощинами, перелесками и лесами, мимо редких деревень и поселков этой западной окраины Рязанского княжества.
Друзья долго ехали молча, а затем Сенька спросил:
— Ну как у тебя с Аленой? Нашел ее?
— Нет, — с грустью ответил Ерема. — Из деревни она ушла, а куда — бог весть. Как в воду канула.
— Так! — проговорил Сенька уже мягче. — Вот откуда у тебя и злость, и тоска безысходная. Любовь, брат, огонь божий: то сладко греет нашу душу, то обжигает больно. Волком взвоешь, ежели любимую утеряешь…
Только перед заходом солнца Боброк распорядился сделать остановку в небольшом лесочке и велел людям отдыхать, варить пищу и накормить лошадей. Сам же до вечера рыскал по местности и заносил что-то на большие листы, отмечая реки, степные долины, лесные чащобы. Так он делал четыре или пять раз, пока сторóжа не достигла Дона. Здесь, прихватив с собой Ерему и Сеньку, он переправился с десятком воинов на правый берег Дона и несколько раз объехал поле, называемое Куликовым, опять все что-то подсчитывая и занося пометки в свои листы. Закончив работу, Боброк подозвал Ерему и Сеньку.
— Отсель мы поедем обратно, а вы ступайте далее, ищите свои сторóжи. Передайте Тупику и Мелику, пускай шлют гонцов нам навстречу по той дороге, по коей мы сюда шли. Все рати наши будут по ней двигаться. Ну, с богом! Не мешкайте! И глядите зорче, без ротозейства. Ежели Мамай тронется, он свои сторóжи крепкие пошлет в степи — не попадайтесь им в руки. Сидите в засадах, не ввязывайтесь в драки, а больше высматривайте да гонцов шлите почаще. Нам надо хорошо знать, чего тут деется.
