Сенька запил солонину водой, прибавил с ухмылкой:
— Один такой грабитель сказывал: «Какая нам выгода вас, ратных людей, трогать? Вы при оружии, опасно с вами тягаться, да и чем у вас можно поживиться? Нешто душу взять, так какая от нее польза?» Чудак, право чудак! — покачал головой Сенька.
Ерема изумился:
— А они чего ж, к вам приходят аль как?
— А как же! Приходят. Мы с ними водимся.
— Так отчего ж вы их не хватаете?
Сенька осторожно, чтобы не просыпать соль, присолил стрелку зеленого лука, свернул ее в колечко и, запихнув вместе с хлебом в рот, захрустел. Когда проглотил, ответил:
— Пристава пущай за ними охотятся. У нас другие заботы. Ведь мы тож от ордынцев в лесах таимся. Тати хлеб, мясо, корм лошадиный — все нам волокут. Мы им деньги даем, у нас все по-честному. А без их подмоги мы бы с голоду выли.
— И воевода Тупик с татями ладит?
— А куда ему деваться? И людей, и коней кормить надо.
Ерема все более дивился и тому, что сторожевики, княжьи люди, мирно уживаются с грабителями, и тому, как доброжелательно Сенька о них рассказал. Подумал о своей деревне. Там тоже поселяне стонут под тиунами боярскими да княжескими приставами. Да и разбойники там тоже по лесам бродят, но по-сенькиному выходит, они вроде и не разбойники вовсе. Чудно! Сей парень как будто открывал перед Еремой все новые и новые глубины жизни, о которых раньше он никогда и не задумывался. А Сенька между тем продолжал:
— Иные лесники все допытывают у нас, скоро ль на Орду пойдем. Мол, и мы с вами на басурман подымемся. А чего? — повернулся он к Ереме. — Ведь они тож русские люди. И у них есть славные храбрецы. Разбой — то от неправды, от бесчестия черным людям, а земля русская у нас у всех одна.
Ерема все больше проникался симпатией к Сеньке. Щупловатый, курносый, лицо веснушчатое, копна каштановых волос — ну как простой парень из Ереминой деревни, а поди ж ты, смышлен, да и умен зело.
— Может, ты и грамоту разумеешь? — спросил он.
— Разумею. Книги читаю, на бересте пишу, чего в голову западает.
— Ишь ты! — только и нашелся сказать Ерема. — А про чего ж ты пишешь?
— А так, про все, — живо отозвался Сенька. — Про птиц, как летают, про лесные чащи да про зверей, кои в них обитают, про солнышко, небеса высокие, реки быстрые. Ну ежели и весть кому подать надобно — тож пишу.
— Занятно, — проговорил Ерема.
Сенька явно пришелся ему по душе.
Коломна — почти одногодок Москвы — уютно приткнулась в углу обширного поймища между Окой и правым берегом Москвы-реки при самом ее впадении в Оку. Город этот являлся южной, пограничной с Рязанским княжеством крепостью московских князей и потому имел хотя и небольшой, но достаточно прочный частокольный кремль. Среди тесно прижавшихся друг к другу домов кремлевских жителей виднелось несколько деревянных церквей, и отдельно на пригорке стоял одноэтажный княжеский терем. С севера и запада к кремлевскому частоколу почти вплотную примыкали дворы и дома посада, а далее на берегах пойменных рек и речушек разбросались потонувшие в зелени пригородные поселения.
