— Попросите мисс Марлоу, — сказал я.
— Кто говорит?
Какого черта эта Марта вмешивается? Какое ей дело? Почему Ева сама не подходит к телефону? Если она думает, что мне доставляет удовольствие разговаривать с ее прислугой каждый раз, как я звоню, если воображает, что я испытываю радость, называя свое имя прислуге, которая потом за рюмкой вина будет сплетничать обо мне с молочницей или такими же ничтожествами, как она сама, то Ева глубоко ошибается.
— Говорит человек с Луны! — выпалил я. — Вот кто говорит.
Наступила пауза. Я ждал, что за ответ прозвучит на мою выходку. Марта произнесла словно с неохотой:
— Мне очень жаль, но мисс Марлоу нет дома.
— Нет, она дома! — злобно крикнул я. — В такое время она должна быть дома. Скажите, что я хочу поговорить с ней.
— Кто звонит? Я должна знать, кто просит мисс.
— Слава богу. Мистер Клив… Теперь вы довольны.
— Очень жаль, но мисс Марлоу занята.
— Занята? — тупо повторил я. — Но ведь еще нет и двух часов. Как она может быть занята?
— Сожалею, — без всякого сочувствия прозвучал ответ служанки. — Я передам, что вы звонили.
— Одну минутку, — взмолился я, внезапно почувствовав себя больным и опустошенным. — Вы хотите сказать, что у нее какой-то посетитель?
— Я передам, что вы звонили, — как автомат отчеканила Марти и повесила трубку.
Я же бросил трубку, и она повисла на шнуре. Настроение у меня было отвратительное. Сейчас я вполне мог бы пустить себе пулю в лоб. Если бы у меня был пистолет, я именно так бы и поступил. Застрелился бы прямо здесь, не медля ни минуты. Это самоубийство стало бы сенсацией. Известный писатель покончил с собой, выстрелив себе в голову в телефонной будке. Великолепный заголовок. Но у меня нет пистолета. Плохо мое дело. Если бы я застрелился, Мерль Венсингер решила бы, что я покончил с собой из-за нее. А Кэрол, нежная Кэрол считала бы, что она — причина моего трагического конца. А Френк — известный писатель и сплетник — подумал бы, что я лишил себя жизни из-за случая с ним. И все бы они ошибались. Если бы я размозжил себе голову, единственной виновницей этого была бы Ева. И я готов поспорить на что угодно, что она отнеслась бы к моему самоубийству с полнейшим безразличием, и ей даже в голову бы не пришло, что я застрелился из-за нее. «О'кей, — подумал я. — У меня нет пистолета. Но я могу пойти куда-нибудь и напиться. А это уже выход. Надо напиться вдрызг. Только я со страхом чувствовал, что во всем мире не хватит коньяка, которым я мог бы залить свое горе». Я вышел из автомата на улицу и сел в машину.
