Она лихорадочно думала, как бы сформулировать вопрос и не попасть под подозрение.
— А мог он погибнуть позже? Ну, под утро, перед моим приходом?
— Не думаю. Плюс-минус полчаса, такое вероятно. А что, у вас какие-то подозрения?
Она с силой замотала головой, думаю, как такое могло произойти. Майоров погиб не раньше через полтора часа после ее ухода? Такое невозможно! Эксперты, похоже, ничего не понимают в своей работе! Но подушка… как она переползла с головы на грудь? Почему на диске с фильмом не было отпечатков хозяина?
— А надпись вы проверили?
— А вот тут экспертиза бессильна. — пожал плечами Оскар. — Крупными печатными буквами мог написать любой человек. Даже вас обвинить не могу, хотя уверен, что ваших рук надпись.
— Да почему вы так настроены против меня? — прошептала Наталья.
— Очень уж много вы неправды говорите. — резко ответил следователь. — Слишком старательно ищете для меня перспективного подозреваемого. От кого хотите подозрения отвести — от мужа? От себя? Зачем-то пришли в квартиру убитого, взяв с собой диск. Откуда вы знали, что в квартире труп, и улику можно будет беспрепятственно подбросить? Или как раз собирались подбросить улику живому Майорову, а потом сообщить в полицию?
Наталья проглотила текущие по лицу слезы, молча подписала протокол и вышла на улицу. Февральское солнце слабо светило, не давая тепла. От длительного недоедания в глазах стоял туман, ноги слегка подкашивались. Она прислонилась к чахлой березке возле следственного комитета, закрыла глаза и какое-то время глубоко вдыхала влажный воздух, пытаясь снова начать соображать. Оказывается, силы нужны и для того, чтобы просто думать. Зря она почти месяц голодала, довела себя до полного истощения, и теперь не может сложить два и два. Какая-то сердобольная женщина подошла к ней и участливо спросила:
— Вам плохо? Вызвать “Скорую”?
Она отрицательно помотала головой и попробовала отлепиться от дерева. Покачнулась, но устояла на ногах и, поблагодарив добрую самаритянку, медленно побрела вдоль улицы. Машины проезжали мимо, брызгая грязной снежной жижей на ее полушубок, но ей было все равно. Кое-как она добрела до какого-то полуподвальчика, где продавали шаурму, села за столик с жирными подтеками, живо напомнившими ей визит к Жоржу, и усилием воли заставила себя жевать и глотать жирную лепешку с мясом. Вкуса она не чувствовала, но туман перед глазами постепенно рассеивался, и через некоторое время она смогла более-менее связно рассуждать.
