Моряк Дорган и нефритовая обезьяна | страница 5
На ринге пара причудливых танцоров изображала угрожающие позы и всякое такое, и толпа ворчала. Болельщики, которые часто посещают «Тихий час», не ищут первоклассный спорт; то, чего они хотят — кровь, льющуюся галлонами. Если один из бойцов не падал на ринг как подкошенный, а другой не оттаскивал его, они считали, что бой был подстроен, и начинали громить притон.
У них были некоторые причины для раздражения в этом случае. Я знал обоих танцующих этот вальс бойцов главного номера — пара талантливых барменов, которые не любят, когда проливается их кровь. Спагони был достаточно глуп, чтобы заплатить им заранее, и поэтому не было никакого энтузиазма в их движениях. Толпа начинала возмущаться и двигаться неспокойно.
Как только я добрался до ринга, где и встал, закрывая людям обзор и увеличивая их раздражение, я начал кричать:
— Кто доволен этим кекуоком[3]? Пусть покажут бой или гнать их прочь! О, какая горячая пара! Почему бы вам не поцеловаться и не помириться?
Любая недовольная толпа нуждается в лидере с сильным голосом. Мгновенно зрители начали кричать, вопить и ругаться, а мнимые бойцы перестали размахивать кулаками друг перед другом и огляделись вокруг, выискивая того, кто начал суматоху. Я — мужчина, который выделяется в любой толпе, и они быстро заметили меня.
— Это же хулиган Дорган, — сказал один из них.
— Что ты пытаешься начать? — потребовал другой.
— Я ничего не начинаю, я могу закончить! — Я, громко хмыкнув, быстро перелез через канаты. Они двинулись ко мне с воинственными намерениями, но тут толпа начала бросать разные предметы. Воздух был полон гнилых яиц, вялой капусты и дохлых кошек, и бойцы с рефери скрылись за ширмой, преследуемые этими снарядами и унизительными криками обезумевших болельщиков.
Я прошел по ковру из гнилых овощей, увернулся от некоторых еще и, стоя в середине ринга, обратился к толпе голосом, который мог бы использоваться в былые времена вместо сирены.
Толпа, будучи в плохом настроении, пыталась реветь в мою сторону, но быстро поняв тщетность своих слабых голосов перекричать мой и истратив все свои боеприпасы, зрители успокоились и дали мне слово.
— Вы все стали свидетелями пародии на искусство бокса, — прокричал я. — Вы все довольны?
— Нет! — завопили они.
— Тогда успокойтесь, вы, хвастуны, вонючие водосточные крысы, — заревел я, — и я дам вам шанс увидеть настоящий поединок. Я ставлю пятьдесят баксов и скажу, что я могу побить любого мужчину в этом доме, здесь, на этом ринге, сейчас.