Чужой. Часто используемое, неправильно употребляемое слово, которое не может выразить невыразимое. Чужой — иностранный. Чуждый пониманию, чуждый человеческому пониманию. Барвелл вспомнил определение Артура Мачена[1] для истинного зла: когда поют розы.
Когда розы поют.
Возможно, чужой не всегда является синонимом зла, но что-то же разрушило корабль. Здесь не было ни ветра, ни жизни; и все же они лишь отошли на несколько миль и вернулись, а корабль был смят.
Розы запели. Что такое роза? Барвелл думал о давно умершей поэтессе Гертруде Стайн. Роза это роза это роза. И добавил: это зло. Но живут ли розы, живет ли зло, действительно ли существует неосязаемое? Роза под любым другим именем…
— Черт возьми, что случилось? — это Чак, и голос реальности. Его не интересовали ни розы, ни неврозы. Он хотел узнать врага, найти его и нанести ответный удар. И с полным пониманием этого Барвелл (как роза) поник.
Это была ситуация, которая не требовала теории или какой-либо формы заумных предположений. Корабль пропал. Они оказались в затруднительном положении, с дефицитом пищи и кислорода. Явный призыв к Чаку и его крови первопроходца — или его кровь первопроходца тоже будет пролита на песок?
Барвелл беспомощно колебался, ожидая, что его партнер сделает первый шаг. Никакой скипетр не переходил из рук в руки, но оба чувствовали, что это был момент отречения. Король мертв, да здравствует король. В любом случае, еще двадцать четыре часа.
Они оба знали, не стоит тратить дыхание на попытки говорить через свои пузыри. Когда Чак снова повернулся к горам-миражам, Барвелл последовал за ним, даже не пошевелив губами в знак согласия. По крайней мере, там будет тень, укрытие и остановка. В пустыне нет ничего ни для одного из них. Пустыня была полна пустоты и мерцающих миражей. Вновь Барвелл подумал об озере.
Озеро. Пока он с трудом следовал за неуклонно шагающей вперед фигурой Чака, он задавался вопросом, что произойдет, если — как в старых космических романах — инопланетяне действительно вторгнутся на Землю. Они, вероятно, отправят разведчиков в первую очередь, возможно, одного или двух за раз, на небольших судах. Если исходить из предположения, что их органы чувств примерно соответствуют человеческим и дают сходные ощущения, что смогут они понять во время полета над Землей на высоте нескольких сотен миль?
Первое, что они бы отметили, что поверхность Земли покрыта более трех четвертей водой и меньше четверти занимает суша. Итак, логический вывод: если на этой планете есть какая-либо жизнь, то шансы три к одному, что это морская жизнь или в лучшем случае земноводная. Жители великих морей должны быть высшими и наиболее разумными формами жизни. Покори рыб и правь миром. Это очень разумная идея.
