Это все было, конечно, семейной тайной. Гробница нигде не упоминалась — о ней забыли с течением лет, которые также уничтожили многие старые легенды и фантастические обвинения, предъявленные первому Стрэнджу, который когда-то имел собственность в деревне. Семья же милостиво сохранила все знания о проклятом конце, к которому пришли многие из их людей. Их секретные познания в черных искусствах; скрытую библиотеку античных знаний и демонологическую формулу, привезенную Джереми с Востока; дневник и секрет — все было, что удивительно, сохранено для старших сыновей. Остальная часть рода процветала. Среди них были капитаны, солдаты, торговцы, государственные деятели. Они выигрывали состояния. Многие покинули старый особняк на мысе, потому что во время моего отца он жил там один со слугами и со мной. Моя мама умерла при моем рождении, и я был одиноким юношей, который жил в огромном коричневом доме с отцом, сошедшем с ума от трагической кончины моей матери и мрачного секрета нашего рода. Именно он посвятил меня в тайны и загадки, которые можно было найти среди леденящих кровь предположений в таких богохульствах, как «Некрономикон», «Книга Эйбона», «Кабала Сабот» и эта вершина литературного безумия — «Мистерии Червя» Людвига Принна. Здесь были мрачные трактаты об антропомантии[2], некрологии, ликантропических и вампиристических заклинаниях и чарах, колдовстве, а так же длинные бессвязные цитаты на арабском, санскрите и доисторические идеограммы, на которых лежала пыль веков.
Все это он дал мне и многое другое. Бывали времена, когда он шепотом рассказывал мне странные истории о путешествиях, которые совершал в юности, — об островах в море и странных пережитках древних грез под арктическим льдом. И однажды ночью он рассказал мне о легенде и могиле в лесу; и вместе мы листали поеденные червями страницы дневника, обитого железом, который был скрыт в панели над дымоходом. Я был слишком юн, но не настолько, чтобы не знать определенные вещи, и когда я поклялся хранить секрет, как многие клялись передо мной, у меня появилось странное чувство, что пришло время для Джереми потребовать своего. Ибо в мрачных глазах моего отца уже горел тот же свет страшной жажды неизвестного, любопытства и внутреннего желания, который был в глазах всех, кто был перед ним, до того момента, когда они объявляли о своем намерении «отправиться в путешествие», или «присоединиться», или «заняться делами». Большинство из них ждало, пока их дети вырастут или их жены умрут; но всякий раз, когда они уходили, какими бы не были их оправдания, они никогда не возвращались.
