По крайней мере, его смерть была быстрой.
Мы пытались узнать его имя, откуда пришел, кто его родители. В нашем обозе были женщины — прачки, швеи, жены офицеров, поварихи, сестры милосердия, — и у некоторых из них были дети. Вокруг находилось несколько ферм. В чьей-нибудь семье наверняка пропал ребенок, какая-то мать потеряла сына, но никто не появился, никто не звал его.
В конце концов, мы сами решили его похоронить. Каждый скинулся ему на гроб. Сержант Льюис даже вызвал полкового капеллана, чтобы тот сказал пару слов.
Мы назвали его Джонни, потому что ничего лучше не придумали.
И вот шесть недель спустя заговорил Муллинз. Мы тогда сидели в палатке и ели соленую свинину с бобами и кукурузным хлебом.
Он сказал, что видел пацана.
Мы одновременно дернулись, будто пытались сбросить с себя какой-то груз. Никто не усомнился в словах Муллинза, мы все его видели.
Мы видели его, светловолосого мальчишку, и он не был похож на поломанную куклу. Ребенок, живой и здоровый, он, словно бурундук, вился вокруг пушки, смеялся и хлопал в ладоши. Мы его не слышали и не могли слышать, но мы совершенно точно видели его и ни с чем не могли спутать его щербатую улыбку.
Мы видели его, и что из того? Никому не было до этого никакого дела. Никому это не причинило вреда. Не похоже было даже, чтобы мы испугались. К тому же, когда мы с Доббсом как-то раз решили подойти к нему и поговорить, он растворился, словно туман, прежде, чем мы произнесли хоть слово.
Вскоре мы к нему даже привыкли. Он просто сидел на ящиках со снарядами или, оседлав бронзовый ствол, изображал, будто гарцевал на коне. Он стал нашим талисманом.
А почему нет? У другого подразделения жила грязная, нечесаная дворняга. Она бегала за ними повсюду и даже носила на шее их платок. У одного парня из 16-го была сова, которую он подобрал ещё птенцом. В Луизиане я видел артиллерийский расчет, который повсюду таскал за собой спиленную с носа какого-то корабля деревянную фигуру русалки. Она для них была кем-то вроде Госпожи Удачи.
Так что ничего странного, что у нас был этот пацан.
Кто-то из нас — не знаю уж, кто именно — как-то раз оставил возле «Малыша Джонни» миску с пирогом. К утру пирог исчез, что, впрочем, не удивительно, когда вокруг шныряют крысы, летают птицы и шляются разные попрошайки.
Доббс, которому самому едва исполнилось 15, начал оставлять возле него всякие побрякушки — гильзы, конские каштаны, разные камушки и прочее барахло. Всё это тоже исчезало к утру.
