Это не то же самое, что традиционная американская нелюбовь к интеллектуалам и всезнайкам. Я профессор, и я понимаю, что большинство людей не любят профессоров. Я начинал свою преподавательскую карьеру почти три десятилетия назад, когда работал в колледже недалеко от своего родного города. И время от времени я заезжал туда, чтобы проведать своих и зайти в маленькую закусочную, которой владел мой брат. Однажды вечером, после моего ухода один из посетителей обратился к моему брату с вопросом: «Он ведь профессор, да? В любом случае он кажется мне хорошим парнем». Если у вас такая же профессия, что и у меня, вы, должно быть, уже привыкли к этому.
Но вовсе не потому я взялся писать эту книгу. Интеллектуалы, которые выходят из себя из-за колких замечаний по поводу ненужности интеллектуалов, должны найти себе иной род занятий. Я работал преподавателем, советником по политическим вопросам, экспертом как в государственных, так и в частных организациях, выступал в качестве комментатора в различных средствах массовой информации. Я привык к тому, что люди бывают не согласны со мной. На самом деле, я приветствую это. Аргументированные, принципиальные споры – это признак интеллектуального здоровья и жизнеспособности демократического общества.
Скорее, при написании этой книги я руководствовался своей обеспокоенностью. Аргументированных и принципиальных споров больше не увидишь. В настоящее время уровень фундаментальных знаний среднестатистического американца так упал, что он пробил границу «невежественного человека», прошел черту «неверно информированного», а теперь катится в сторону «агрессивно заблуждающегося». Люди не просто верят глупостям, они активно сопротивляются процессу познания и не хотят отказываться от своих неверных убеждений.
Мне не довелось жить в Средние века, поэтому я не могу сказать, что это беспрецедентное явление, но на моей памяти подобного не было.
Это вовсе не означает, что я впервые задумался над подобным вопросом. В конце 1980-х годов, когда я работал в Вашингтоне, я наблюдал, как в самом обыденном разговоре люди мгновенно начинают учить меня тому, что следует сделать в определенных сферах деятельности, особенно в тех, которыми я занимался – контроль над вооружениями и внешняя политика. (Как обычно, совет был замаскирован словечком «они», например, как во фразе «им давно следовало бы…») Я был молод, и еще не успел стать закаленным экспертом, но меня поразила манера, с которой люди, не имевшие ни малейшего представления об этих предметах, уверенно советовали мне, как наилучшим образом достичь мира между Москвой и Вашингтоном.
