— И все равно я не понимаю, — пришлось признаться, несмотря на страх испортить ему настроение и послать во тьму весь этот странный вечер.
Дайрен вздохнул, снова задумчиво посмотрев на огонь. Оранжевое пламя отражалось в его глазах, блестело на черных волосах. Вот такой: спокойный, домашний, с бокалом вина в руке он казался ненастоящим. Собственным двойником из другого мира. Мира, в котором он никогда не презирал фей. Мира, где все мои сородичи не вымерли как вид.
— Ты должна понять разницу, — начал объяснять он, болтая вино в бокале и рассматривая, как темно-фиолетовая жидкость окрашивает стенки.
Глядя, как он это делает, я наконец, решила попробовать напиток. Сделала глоток, ощутив приятную сладость и довольно жгучую "сердцевину". Но мне нечего было бояться. Если сегодня кто-то и будет танцевать на столе, то это точно не я.
Но посмеяться мыслям я не успела, Дайрен продолжил рассказ.
— Рыцари не испытывают жалости ни к кому. Но если бы мне приказали убить человека или целую деревню, вряд ли я легко согласился бы. Конечно, приказ есть приказ. И при необходимости я выполню его, также не испытывая жалости ни к одной из жертв. Но это не значит, что я буду доволен сделанным. Мне будет неприятно. Отвратительно. Мерзко осознавать, что я убиваю свой народ. Понимаешь? В рыцарях мрака нет жалости, но нет и пустой жестокости. Нет желания убивать. Поэтому, если Элеандоре вздумалось бы пойти войной против людей, это вызвало бы волну серьезного сопротивления даже среди нас. Ее личной стражи.
Он сделал короткую паузу.
— Но фей мы приучены ненавидеть с самого детства.
Теперь мне стало ясно, что он имел в виду. Ни жалости, ни мук совести. Целая гвардия, созданная лишь для уничтожения таких, как я…
Опустила голову и, подтянув колени к груди, обхватила себя руками. Внезапно стало ужасно грустно.
Но Дайрен и тут сумел меня удивить.
— На самом деле ты чем-то похожа на фурий, — проговорил он задумчиво.
— Что? — удивиться ещё сильнее было бы невозможно.
Мужчина усмехнулся.
— Почти незаметно. Но есть во внешности что-то неуловимое. Разрез глаз. Тонкая талия, каких не бывает у людей, — его голос понизился и стал более проникновенным. — Немного замедленные, плавные движения, которыми можно любоваться… Но от фурий веет тьмой. А от тебя нет.
Я кивнула, поджав губы. В чем-то он действительно прав.
— Это от них сейчас веет тьмой. А когда-то веяло тенью, — проговорила тихо. Но вряд ли он понял.
А затем я резко вскинула голову и спросила, наконец, то, что мучало меня всю сегодняшнюю ночь:
