Промолчал, когда она купила три «им». Не произнес ни слова и тогда, когда добавила в пакет еще один – с нарисованными по разные стороны от снеговика мальчиком и улыбающейся взрослой женщиной.
Напряженно и весело подмигнула.
– Потом подаришь маме.
* * *
В отель возвращались затемно – усталые, как пьяные, – после концерта горийских музыкантов, после бара, куда завернули, чтобы пропустить по кружке местного пива, после долгого задушевного сидения за столиком для двоих. Знали: обратно лететь не завтра, и, значит, время для счастья еще есть – пробуждения в объятьях друг друга, ласки на ночь, их собственная томяще-нежная бесконечность.
В номере думали, будут обниматься, смеяться и барахтаться, но кровать притянула обоих, как магнит. И уже полчаса спустя – сказались долгие прогулки и пиво, – обнявшись, как щенки, они сладко спали при оставленном гореть абажуре.
От характерного писка Эмия вздрогнула и моментально посмотрела на круглые часы на противоположной стене – третий час утра.
А послание-звездочка нагло висело над кроватью и теребило пространство искажениями.
– Черт, Калея, я же уже отказалась, – послышался раздраженный шепот.
Это послание разбудит постояльцев всех этажей, если открыть его прямо здесь, и потому бежать нужно в сад – далеко, пока дом не скроется из вида. Да и то не факт, что никто не услышит.
Эмия одевалась, как новобранец: наспех натянула изрядно помятое платье, пояс оставила висеть на стуле, босоножкам предпочла мягкие мокасины, а волосы стягивала уже на ходу.
Ну, что на этот раз? Еще одна Лестница трансформации?
Послания между Верхним миром и миром людей запрещены в принципе. А уж частые послания…
Ночью в виноградниках оказалось на удивление холодно. Шептались от ветра разлапистые листья; липла к чистой обуви сырая, вымоченная прошедшим около полуночи ливнем земля.
– От Лестницы ты отказалась – твое право. Но я… уловила координаты места, откуда пришло твое послание.
Калея выглядела необычно – растрепанной, без капли макияжа и, кажется, в халате. Она писала это послание дома и почему-то то и дело оборачивалась на запертую дверь. Боялась, что войдут?
Лежащая на земле звезда-футляр испускала из своего недра такой яркий луч, что Эмия тревожно оглядывалась тоже – не заметят ли из отеля? Она, конечно, постаралась приглушить звук, но вот свет сделать тусклым не смогла. Лишь выругалась про «божественные штучки».
В траве беспокойные, как сирены, свистели цикады; в остальном вокруг тихо, лишь холодно, но чего хотеть, если небо ясное.
