«Бенде, – был убежден, Эрл, – лучший город для влюбленных, только он мог усилить романтику, потому что «он сам – романтика». И пожилой владелец виноградника усмехнулся в усы своим собственным воспоминаниям.
Озеро ласковое, широкое. А по берегам утонувшие в зелени особняки, тянущиеся ввысь кипарисы, белокаменные балюстрады, но с каждым метром все дальше, мельче, не разборчивее.
Плавно качалась под ногами палуба; они стояли, обнявшись, прижавшись друг к другу, как немые. И не нужна речь. Его крепкие плечи и ее обнимающие руки; он смотрел поверх ее головы на один берег, она, прижавшись щекой к его уху, на другой, но внутри они видели лишь друг друга. И вновь миг – их собственная вечность, их новая ветка времени, наполненная чувствами на подушечках пальцев, на трещинках губ, на кончиках развевающихся волос. Искорки сладкой боли в глубине глаз и нежелание, чтобы что-то менялось.
«Будешь со мной?»
«Буду».
«А ты?»
«А я уже. Всегда».
В какой-то момент Дар отстранился от Эмии, заглянул той в глаза – серьезный, беспокойный.
– Что за Суд тебя ждет в конце?
Раскатисто и басовито фырчал мотор парохода; из ресторана на крытой палубе тянуло съестным.
– Не знаю, – ей не хотелось об этом. У них бесценные, трепетные мгновения – зачем терять?
– Так нас обоих в конце месяца… ждет расправа?
Ей бы кивнуть, улыбнуться, что шутка, но не шутка. Да и Бог с ним.
– Мы все узнаем, когда придет время.
Кажется, ее слова скрал ветер. Но Дар услышал, прошептал:
– Я бы защитил, если бы мог…
– Знаю. Только не надо, потому что все… это… – мой выбор.
– Хороший выбор, – он улыбался, – мне нравится.
Эмия закрыла глаза и уткнулась носом в ворот белой рубахи.
* * *
Бенде пах прогретыми на солнце булыжниками и розовыми кустами.
Впервые попав на заморский рынок, расположенный на уютной центральной площади, Дар одевал Эмию, как любимую куклу: шляпка, новый платок, ожерелье из белых бус, духи… Забыл, что Боги в вещах не нуждаются, запамятовал даже, что деньги «не свои».
А она улыбалась. Любила его взглядом и взмахом ресниц, нежным изгибом губ, тянущейся следом за его ладонью.
– Хочешь марципановую розу? Ты его пробовала – марципан?
Она качала головой. (Он скрыл, что и сам ни разу не пробовал.)
Галантно помог освободить цветок от хрустящей прозрачной упаковки, важно ждал, пока любимая прожует кусочек, впитал в себя ее восхищение так, будто это он кондитер, а не какой-то там «мсье Контьер», и только после этого откусил шоколадный лепесток сам.
