Эти люди вечером пойдут домой. Вероятно, уложат ребенка спать, усядутся на диване, будут смотреть телевизор, и сохранится между ними та нить, которая протянулась с момента встречи. Она – неприметная, конопатая, мягкая снаружи, но далеко не мягкая внутри. Он высок, худ, кудряв, выглядит настоящим бруталом, но в жизни на удивление податлив, уступчив… Однажды дочка будет его за это упрекать, станет похожей на мать.
Будто ощутив сверление в виске, Эмия обернулась и успела перехватить полный напряжения взгляд своего спутника, который верно и неверно расценил ее интерес к паре. «Наслаждаешься чужой любовью? А я не умею, ты пришла не по адресу…» Он захлопнулся раньше, чем она успела открыть рот.
А потому вовсе не стала его открывать.
У нее здесь, как у них всех, мало времени, а потому так много хочется почувствовать. Им всем хочется: вон тому загорелому старику у изгороди, внутри которого сидит печаль от того, что когда-то он не настоял на своем и пошел по стопам отца. Согласился на профессию, которую не любил, – стал продавцом. А хотел садовником. Вон той старушке рядом с велосипедом тоже все еще хочется чувствовать, хочется дышать, но мешает давняя заноза – разочарование в любви – ее много лет назад перед свадьбой бросил жених…
Время – вода сквозь пальцы. Здесь каждый вечер умирает солнце, потому что, если человеческий век столь скоротечен, то что говорить про цветочный? И пусть ты полон страхов, сожаления из-за неудач, боязни не успеть, и потому ведом жадностью, все равно… хочется. Не дожить, а прожить, ощутить, продышать. Но мало кто знает, что счастье могут обнять лишь чистые руки.
Эмия радовалась за пару с ребенком, грелась их аурой, а Дар делал вид, что он находится не здесь, что ему все равно.
Возможно, она никогда ему не понравится, – случается и такое. И в этом случае главное не обозлиться, иначе перестанешь видеть, как озорной, но уже теплый весенний ветер в Лаво играет полами легких юбок; перестанешь поднимать голову и видеть небо, под которым все едины; перестанешь быть частью общей вселенной.
Им принесли мидии, и Дарин густо покраснел.
– Блин, я заказывал… не то.
Он замолчал, смутился окончательно, потому что даже не знал, как их открывать, есть. Не знал даже, вкусные ли они.
– Я ему просто сказал, что мы… хотим есть.
Эмия веселилась.
– А как ты ему сказал? Если без разговорника.
И ей показали самый простой знак всех времен и народов – указывающий в открытый рот палец – «жрать, мол, хотим».
