Ей такого не сказали. Карина Романовна осторожно пожала плечами, протянула маленький нож:
– Ну, как умеешь…
Эмия выдохнула с облегчением.
Уже вовсю шумела на плите закипающая вода, когда завязался диалог:
– Сама-то откуда будешь?
– Из Атынинска.
«Только бы не запутаться во вранье».
– А друг твой? Жених…
– Из Бердинска.
И позади воцарилась тишина – прекратился стук ножа по разделочной доске, застыла в руке очищенная морковка.
– Он всегда там жил?
– Вроде бы.
«Словно чувствует что-то…»
Спустя мгновение снова дробно застучал нож. Порезали морковь, лук, перцы, принялись шинковать петрушку – Карина Романовна быстро, Эмия неловко и неумело. Теперь стояли бок о бок.
– Глаза у него такие… странные.
– У кого?
– У Дара.
Теперь Эмия смотрела на пожилую женщину, которая не поднимала головы.
– Почему?
– Печальные, чуть дикие будто. И молчит он все время. Ты не обижайся только.
Закипела вода; поплыл по дому запах вареного мяса.
– Я не обижаюсь, – отозвалась Эмия тихо. – Да, молчит. Только человек он очень хороший. Я это точно знаю.
– Кто же спорит.
На нее так и не посмотрели. Сбросили измельченную петрушку в кастрюлю, сообщили, что теперь занятий, кроме просмотра телевизора, точно нет.
* * *
(Enigma – Mmx (the Social Song 2011))
– Через двадцать минут будем кушать!
Непокрытая голова Эмии скрылась за дверью.
Еще никто и никогда не зазывал его в дом с этими словами – Дар отставил лопату и повел одеревеневшими плечами. Понял, что устал, продрог, что с удовольствием бы поел, а после принял горизонтальное положение.
Смеркалось. Воздух, напоенный влагой, ощущался подушкой. Густо пахла сырая земля и молодая напористая зелень, пробивающаяся вдоль забора; напоминали о скорой весне набухшие древесные почки.
Чадили темным трубы соседских домов; желтым уютным теплом светились чужие окна. Есть хотелось неимоверно.
У навеса Дар остановился, посмотрел на стол. Так и лежали на скатерти сдвинутые раздраженной рукой части дверного замка – их потеснила полная окурков пепельница.
«Так и не собрал батька».
Сколько у него в запасе – двадцать минут?
Хорошо, что в интернате его часто поджидали в спальне, и потому юный Дарин предпочитал до последнего «зависать» у трудовика – спокойного, немногословного мужичка, одного из немногих, кого он в детстве по-настоящему любил. Вместе они собирали табуретки, налаживали электроприборы, точили на фрезеровочном станке детали, чинили дверные замки.
Этот не сложный, просто нужно иметь опыт.
Дар взялся за отвертку.
