— Нашла давние свои записи. Долго искала. Много лет на свет божий не вынимала их. Хорошо, однако, что фамилии добрых людей записала. Впрочем, я и так их помню. Плохих людей я старалась вычеркивать из памяти, а хорошие всегда живут в моем натруженном сердце.
Так на чем же мы остановились? Ага, вспомнила: свершился суд. Финский военно-полевой трибунал сказал свое страшное слово.
Не помню, как мы с Артемьевой вернулись в зону после суда. Не помню, о чем говорили в кузове машины. Однако отчетливо помню — не плакали. Наступило какое-то отупение, безразличие.
Из камеры вечером нас выпустили погреться у буржуйки в коридоре. Тут мысль родилась такая: надо достойно умереть. Я ухожу из жизни спокойно: у меня нет детей, нет отца и матери. Тужить некому. Сестра Анастасия? Погорюет и успокоится. Гордиться мной не будет. И правильно — я ничего не сделала, не успела.
Не успела! Вот это было обидно. Эта мысль не давала покоя.
Нас успокаивали, утешали истопники-военнопленные. Потом внимание наше переключилось — в мужском лагере ребята военнопленные совершили побег. Значит, все-таки сбежали. Может, это они, горемычные, записку мне писали?
Финны обозлились, выезжали каждый день с собаками. Весь лагерь ждал: найдут? не найдут? Радовались, что бежали. И вдруг горькая весточка пришла через колючую проволоку — поймали финны наших ребят. Били их страшно. Перед нашими окнами били, чтобы мы видели. Издевались хуже некуда.
Снова к своим невеселым мыслям возвращаюсь. Каждый день жду утра. С рассветом обычно на расстрел выводили.
Шел день за днем. Почему нас не везут в темный лес? Сказывали, что яма там большая есть. Тут надежда затеплилась — а вдруг…
Наступил ноябрь 1942 года. Утром пришли за нами. Я накинула пальто, готовая идти.
— Берет надень, — сказал охранник.
— Не надо мне, не понадобится. Какая разница, одетой или раздетой лежать в холодной могильной яме.
Пока вели по коридору, крикнула несколько раз: «Прощайте, товарищи!»
Вывели за зону. Тот же дом, те же судьи за столом. Они сказали приблизительно следующее: «Вам повезло, вам правительство Финляндии сохранило жизнь. В Хельсинки учли, что вы не нанесли вреда финской армии, что вы одурачены советской пропагандой, а главное — вы, Бультякова, и вы, Артемьева, являетесь карелами, младшими братьями финнов. Смертная казнь заменяется вам на пожизненную каторгу. Отбытие наказания в каторжной тюрьме города Хямеенлинна».
Терентьеву и Стаппуеву тоже вышло снисхождение, им дали по несколько лет заключения.
