И. о. председателя военного трибунала
Северного военного округа
полковник юстиции
Абрамычев
Вкладывает в папку этот памятный листок Мария Васильевна, а руки никак ее не слушаются. И словечка не может вымолвить — на глазах слезы, губы дрожат. Дабы как-то переключить разговор, беру со стола старые, на фирменном картоне царского времени, фотографии. Бородатый крепкий мужчина в черном сюртуке и сапогах сидит, а рядом, положив руку на его левое плечо, стоит красивая молодая женщина в сарафане.
— Это мои родители, — едва справившись с собой, говорит Мария Васильевна. — Отец Василий Иванович и матушка Анна Михайловна. Крестьяне потомственные, труженики вечные. Кулаками их объявили. Корова да лошадь — вот и кулаки. А то, что в семье шестеро детей, в расчет не брали.
Жили мы в деревеньке Ерши, это в сторону Тивдии, может, слыхали про каменные разработки? Тивдийский мрамор добывали, шел он для украшения Петербурга, для Исаакиевского собора.
Тридцать крепких изб стояло в Ершах. Не много, но и не мало. Истинно карельское село. Все по-карельски у нас говорили. Дом моего деда сгорел. Тогда отец в Питер подался, русскому языку научился, был вначале мальчиком на посылках. Потом плотничал. Денег заработал, вернулся в Ерши, дом хороший поставил с братьями.
Отец и мать в один год родились, в 1883-м. Какие работящие были! Никогда не сидели сложа руки. Мама рано померла, в сорок шесть лет. Вместе с дочерьми, сестрами моими, лен на поле убирала. Подняла три копенки льна и надорвалась. Верующая была, добрая. Грамоты не знала, очень печалилась от этого. Со слезами помирала, причитала: на кого детей, девочек моих ненаглядных, покину. Меня, пятилетнюю, бывало, прижмет к сердцу и не отпускает. Я на нее лицом похожа, а может, даже и характером. Покладистая она была, никогда не перечила никому.
Сестра старшая, Анастасия, тогда училась в Ленинграде, в институте советского строительства — послал сельский совет и комсомол толковую девушку. Забрала она меня к себе в чудо-город на Неве. Пожила я в общежитии у нее, потом у ее подруги, а уж потом передали меня в детдом. Два годочка в детдоме пробыла.
Сестра окончила институт, получила направление в Петрозаводск. Вдвоем они приехали: она и Павел Прокконен, у него тогда другая фамилия была — Прокофьев. В одночасье они институт окончили.
Мою Анастасию в Петрозаводске оставляют, а Прокофьева в Ругозеро посылают. Он уже семью имел в Петрозаводске. Упросил Анастасию поменяться. Та, конечно, согласилась, коль дело такое, семейное. Поехала в Ругозеро. Работала в райисполкоме, райкоме партии. Инициативная, умная, трудолюбивая. Всегда с людьми, всегда поможет, утешит. Позже избрали ее первым секретарем Ругозерского райкома партии. Обосновалась, обжилась. Анастасия носила фамилию мужа — Коллиева, замуж вышла еще до института. Отец присоветовал этого Коллиева, а он оказался пустым человеком. Настенька и разошлась с ним, детей у них не было, а фамилию не захотела менять, может, ей больше нравилась Коллиева, чем наша Бультяковы. «Будто из бутылки наливают — буль-буль-буль, — сказала она как-то. И добавила еще: — Какая-то не карельская у нас фамилия. А вот Коллиева — истинно карельская, северная. „Kolea“ — по-фински „холодный“. Холод я люблю, снег люблю, лыжи»…
