— С Мачаи?
Подросток ошеломлен. Так дядя Дюрка знает его?
— Ну да! — подтверждает он с гордостью. — С ним.
— Говорят, он гроза мастерской? Наслышан я о его делишках.
— Да где там, — натянуто ухмыляется Подросток. — В дела мастерской он особенно не суется. Рабочим плевать на него.
— Рабочим. А вам?
— Ну… — Он нехотя пожимает плечами. — Нам дает иногда прикурить. В зависимости от настроения.
— Так это он не дает вам житья?
— Допустим. — Подросток неожиданно для себя с облегчением вздыхает: — Но ко мне он не очень-то придирается, не то что к другим.
— Только задания приходится переделывать.
— Это не страшно. Всем приходится переделывать, не мне одному… всем одинаково, без исключений. Так что это еще не самое худшее.
— Понятно… Может, с другими взрослыми не поладил?
— Ну что вы! — решительно протестует Подросток. — Они очень хорошие. Не такие, конечно, как Отец или вы, дядя Дюрка… или другой кто из старых знакомых. Я имею в виду — не тот стиль. Но разговоры и взгляды такие же. Говорят о семье, о работе, ну, естественно, о политике. О чем еще людям говорить, — по-взрослому разводит он руками.
Но дядя Дюрка не отступает. От глаз его никуда не скрыться, так и сверлит ими Подростка. Что-то он заподозрил. Не нравится ему что-то. Наверное, разговаривал с кем-то из мастерской. С кем, интересно?
— Может… подшучивают над тобой, измываются? — осторожно интересуется он.
Так вот оно что. Подросток насупился.
— Над кем поначалу не издеваются? — говорит он тихо. — Но это недолго. Не успеет человек привыкнуть, как о нем уже забывают. За другого берутся… придумывают что-нибудь новенькое.
Мужчина снова разглядывает рисунок салфетки, только голос выдает его напряженную сосредоточенность.
— Странно, что у тебя нет друзей. Или… не хочешь приводить их сюда?
— Нет у меня друзей, — еле слышно бормочет Подросток. Собственные слова напоминают ему жужжание испуганного насекомого.
Мужчина, сцепив руки замком, тщательно изучает их. И медленно, чуть заметно покачивает головой.
— Ты сам не хочешь ни с кем дружить? — спрашивает он совсем тихо.
— Не знаю, — отвечает Подросток. — Не знаю.
Дядя Дюрка окидывает его молчаливым взглядом и переводит глаза на салфетку.
— Ничего, образуется, — утешительно говорит он. — Как-нибудь образуется. Главное — не поддаваться панике. Конечно, ты им кажешься посторонним, не их поля ягодой. Ничего, привыкнут. У нас… что бы ни говорили… хватает еще предрассудков… Думаешь, мать из возвышенных побуждений так беспокоилась за тебя?.. Нет, она просто знает по опыту, и от этого никуда не денешься, что человек все еще ценится главным образом по занимаемому положению, а положение нынче зависит от диплома. Как в старину от дворянской грамоты, даже более того. По диплому дают тебе должность, а по должности — письменный стол, и, уж как бы ты плохо ни работал, его у тебя никто не отнимет. В худшем случае — получишь другой. Да, пока это так. Твоя мать, да и все наше поколение на этом выросли, это видели в жизни. И если теперь что-то меняется, то очень медленно. Невероятно медленно, Петер. Вот они и чураются тебя. Из-за отца, из-за матери, их положения. Конечно, не потому, что ты более обеспечен, чем они. Твои товарищи, может, живут не хуже. Вовсе не потому, ты понял меня?
