Мальчик дорогу знал, я-то не очень. Продребезжали мимо силосной ямы — вспомнил по неповторимому запаху. Надо же: надо было сойти с ума, чтобы все это вернулось!
Мальчик вдруг свернул по тропке к реке, где виделся у воды лишь черный скособоченный сарай с распахнутыми воротами. Не ошибается Мальчик? Но по приближении выяснилось, что он прав. Дохлая рыба — и не первой свежести, а самой последней. Тут даже никого и не было (да и смог бы кто?), чтобы мне подсказывать. Догадайся сам! Я умело поставил телегу кузовом к двери, нашел в полутемном сарае вилы с отполированной (видимо, мозолями) ручкой, вонзил зубья в осклизлую массу — мелкая тюлька! — и с чпоканьем вывернул. «Прихват» оказался удачный — гирлянды хвостов во все стороны. Рыба некрупная. Но крупной птица может и подавиться. Видимо, опьянев от запаха, в экстазе накидал целый «борт» с верхом. Ну вот, отлично! Красиво воткнул сверху вилы. Оставить так? Или оставить в сарае, как было? А вдруг там нечем будет сгружать? Рассуждал хозяйственно.
Мальчик, прядая ушами, тянул в гору. А вон и птица белеет на пригорке. Судя по кряканью, ути. Сейчас сгрузим — и лихо порожняком вниз... И вдруг белый крякающий ураган налетел на меня — ослепил, почти лишил дыхания. Я отчаянно греб руками, словно в воде, расцарапывая кожу об утиные когти... Уф! Голова наконец вынырнула — но все вокруг было белой шевелящейся массой. Грабят на ходу! Мальчик, что интересно, меланхолично тащил вперед весь этот орущий птичий базар. Но вот и корыта — деревянные колоды. Наша цель. Утки орали и там, заняли выгодную позицию. Прямо на них, что ли, сгружать?
Вил в телеге уже и не было. Выбили бешеные утки! Оглянулся — валялись на полпути. И белели какие-то холмики. Пять штук задавил! И еще оказались две прямо в колесах с выдавленными кишками на спицах. Подошел человек — тоже, похоже, из наших. Грязная роба, щетина — и белые женские босоножки. Экзотик! Махал руками — «сгружай!». Я молча отдал ему вилы, а сам ненадолго отошел подобрать трупики. А я-то всю жизнь обожал уточек, начиная с игрушек, потом коллекционировал их изображения в зрелом возрасте — привозил из Италии, Германии... отовсюду! И вот теперь их давил.
...И таких рейсов было еще три! Правда, я уже по-умному нагружал не сверх бортов, пониже чуть-чуть, и закрывал богатство рогожей, найденной там же... но «птичий базар» это не успокоило. Зато успокоился я. И, поднимаясь в гору третий раз, спокойно вдруг понял: «Выдержу!» День, в общем-то, удался — и я гордился. Вошел в трудовой коллектив, полноправным членом. Жалко, раздавленных уточек некуда забрать (напарник закинул их обратно в сарай, откуда они и выбегали).
