Солнце весело освещает другую сторону площади — высокий купол Исаакиевского собора, подъезд шикарной, построенной в эпоху расцвета капитализма, «Астории». Недавно прямо перед ней в споре за «место под солнцем» спокойно, среди дня, застрелили троих — двух мужчин и одну женщину. Уже родилась мрачная шутка про это место: «Эта сторона улицы наиболее опасна при отстреле». Такое будущее наступает?
Так что — все же постоим здесь, попытаемся защитить город от этого «наступления», как защищали от того, в 91-м.
...На следующий день Законодательное собрание отвергло «рыночную поправку». Автор ее, уходя, сказал бодро, что скоро придет опять.
Каменные плиты тротуара, уютные кафе, красивые, чистые магазины... Почти Париж! В нашем доме открыли бутик модной одежды, который так и назвали — «Париж». Теперь осталось совсем немного — чтобы мы все почувствовали себя жителями этого города, а не бедными туристами, глазеющими на витрины и боящимися зайти внутрь.
Но мы заходим уже! Правда, глянув на цены, обычно пытаемся скрыться — особенно при виде приближающегося продавца или официанта. Теперь все они улыбаются, но этим еще больше пугают нас: не привыкли мы к этому! Но постепенно, я думаю, привыкнем, перестанем бояться и даже купим что-либо... Тем более — время для привыкания еще есть, город наш пока не совсем Париж, много в нем еще родного, знакомого, привычного — так что не совсем чужими чувствуем мы себя.
Недавно был у нас мороз, и сразу повеяло чем-то родным, глубинным, российским... все как раньше! При минус пятнадцати замерзла водяная труба-стояк под нашей квартирой, в нише для мусорных баков, и утром, открыв краны, мы не увидели воды. Вот оно — наше родное, привычное: бестолковщина, разруха, обман! Эту несчастную трубу, согласно письмам из органов власти, утепляли уже несколько раз — но она почему-то по-прежнему оставалась абсолютно голой и каждую зиму замерзала, повинуясь, увы, не письмам и постановлениям, а законам природы.
В позапрошлом году лед в ней разогревали паяльной лампой — и вспыхнул пожар, наехали пожарные, высокие их тени метались по дому. В этом году сделали иначе — били кувалдой, разбивая лед в трубе, и пробили дырку. Поздно вечером, возвращаясь домой, я увидел роскошную картину: фонтан, бьющий из трубы в потолок ниши, который одновременно был полом нашей кухни. Утром мы стали звонить по всем телефонам — давно уже знакомым, увы. Почему-то наши проблемы несильно взволновали их, в основном там почему-то обижались: «А почему вы звоните именно нам?» или «Почему вы позвонили в вышестоящую инстанцию, а не сразу к нам?» — и в таком роде. Борьба служебных самолюбий заняла полдня. Время от времени я спускался вниз, любовался фонтаном. Теперь он уже сверкал в ледяных торосах, образовавшихся на стенах и на полу. Да, это не Париж, это больше напоминало Антарктиду. В отчаянии я возвращался и ждал.
