Впрочем — я огляделся — самолет наш, хоть отношения и охладели, полон россиян. И я, кстати, тоже лечу. Хотя дела, которые ждут меня там теперь, дышат мрачной суровостью. Нашего рая там больше нет. Какая жалость!
Силуэт самолетика на экране уже полз по карте Америки. Изображение дрогнуло, масштаб укрупнился... сколько островов под Нью-Йорком! А кстати — их видно и так: я склонился к иллюминатору. Мой сосед-земляк, весь перелет не отрывавшийся от своего ноутбука, с сожалением захлопнул крышку, потянулся и зевнул. В иллюминатор он даже не глянул: а что там особенного? Это я, по привычке, жадно гляжу туда. Но, похоже, Америка — страна чудес — существует лишь в моем нетрезвом мозгу!.. А вдруг?! Сердце прыгало. Уши заложило. Самолет начал снижаться.
Второй мой прилет в Америку разительно отличался от первого.
Первый — в вожделенную страну, в царство свободы, к «друзьям по кухне», покорившим мир, к «парню с нашей улицы», ставшему нобелевским лауреатом. Второй — случился через семь лет, в 1997 году, когда все уже изменилось. Исчезло наше государство, которое нас мучило и создавало, и — исчезла Америка, которую мы так любили когда-то. Мы стали больше общаться с ней, больше — и хуже. Оказалось, не только наши гении живут там, но и совсем другие люди. Они поехали в нашу страну, чтобы помочь нам подняться из руин, экономических и — духовных... И, боже мой, за кого же, оказывается, они нас держали!
Помню одну из первых встреч в пышном питерском Доме ученых. Собрались писатели, художники, композиторы, ученые. И — вышел миссионер. И стал показывать нам — как надо держать голову, как улыбаться.
— Сейчас он будет учить нас ходить! — сказал кто-то.
Потом он скрылся за ширму — и вдруг явился в какой-то рванине и глядел на нас, загадочно улыбаясь. Видимо, этот ход с неизменным успехом он повторял во всех слаборазвитых странах, но здесь он почему-то успеха не имел. Тут он улыбнулся еще ослепительней, видимо, решив: да, страна эта еще более слаборазвитая, чем думали мы.
— Вот, — сказал он (русский он знал, но этим его знания о нас ограничивались). — Это, — он показал на себя, — одежда творческого человека. Он — попрошайка, он должен уметь просить деньги у правительства и фондов! Без этого не обойтись!
В зале сидели авторы книг, симфоний, картин. За кого же они считали нас, если прислали нам — и считали это за благодеяние — такого затейника?
Помню другую встречу: хорошенькая домохозяйка, чьей фамилии никто никогда в мире не слыхал, учила нас, как писать книги, искренне и простодушно делилась с нами секретами своего успеха.
