После этого я много раз брал в этом горкоме путевку, творческую командировку, помогая и им вести работу с творческой молодежью, то есть со мной, — и уезжал куда-нибудь в Лодейное Поле, изучать жизнь. Впрочем, обычно я ставил штампы в местном райкоме и возвращался в родной город, где и изучал жизнь на эти командировочные. Однажды, находясь как бы в Выборге, а на самом деле — в Питере, я изучал жизнь слишком бурно, и командировочные кончились до срока. Куда податься? Тут меня нет, я уехал. Но... пошел все-таки в горком.
— Так ты не в Выборге? — грозно воскликнул инструктор.
— Нет, я не в Выборге... — вздохнул я — Но хотел бы не быть еще и в Киришах!
— Что ты со мной делаешь! — вскричал он... и выписал путевку еще и в Кириши.
В юности я был скромным и больше чем в двух местах одновременно никогда не бывал. Впрочем, если считать еще, что я был и дома, то — получается — в трех.
Как мы крепили дружбу народов
Один мой друг, молодой писатель, устал от бедности и неопределенности и решил покончить с этим и поступить на службу. Тем более, что и служба была тут же, в Союзе писателей, в отделе дружбы с народами СССР. Что может быть лучше?
Однажды, придя в дом писателей в надежде покушать, я увидел моего друга за столом ресторана с каким-то важным литературным баем, похоже, откуда-то из Средней Азии. Стол ломился, но дружба народов почему-то шла явно со скрипом, выглядели они оба мрачно. Увидев меня, друг кинулся ко мне как к спасителю.
— Слушай! Придумай что-нибудь! Я ему говорю — музей, а он мне — давай бабу! Я ему — в театр, а он мне — бабу! Где я ему бабу возьму? У тебя нет?
Я задумчиво посмотрел на стол.
— В общем — садись. Ешь, пей, но кумекай! Мало ему гарема дома — здесь еще захотел!
Появление мое за столом бай встретил довольно мрачно. Ему, наверное, показалось, что он не приближается к цели, а удаляется от нее. Знал бы он, что это еще только начало!
— У меня нет, — выпив и закусив, шепнул я другу. — Но вот есть Петька, режиссер, у того — точно.
Появление Петьки бай встретил уже довольно злобно, но и Петька оказался не сахар.
— Я художник! — заносчиво произнес он, выпив и закусив. — Есть у меня Фимка, администратор, может быть, у него?
Фимка сообщил, что у него баб нет, но у его друга фотографа — есть.
Бай постепенно терял надежды и силы. За длинным столом сидели исключительно мужики, выпивая и горланя, и, кажется, совершенно забыв, зачем их позвали. Я, как человек добросовестный, пытался напоминать им о главной цели. И вот, в дальнем конце стола, который можно было разглядеть только в бинокль, появилась Она, ради которой было истрачено столько сил, столько съедено и выпито! Особа, впрочем, была вертлявая и довольно противная, но на нашем фоне она усталому баю явно глянулась. Он велел подогнать такси. Все мы устремились за ним, прихватив закуски и выпивку, — не могли же мы бросить его в столь важный момент? Все кончилось довольно быстро: войдя в номер, бай удалился с гостьей в спальню, и сразу же оттуда донесся звук пощечины, и возмущенная особа выскочила из спальни и покинула нас. Бай так и не появился, видимо, прилег отдохнуть, а мы долго еще праздновали дружбу народов, иногда, правда, забывая, за что пьем.
