— А ты видел его когда-нибудь в этой самой прострации? — усмехнулась она.
— Саню? Нет, никогда!
— Вот то-то и оно! — Она улыбнулась.
— А что-то, говорят, у него с какой-то общественной деятельностью... какие-то заморочки...
— У него? — Она засмеялась.
— Да, действительно...
Даже с Павловым, который вместо него ездил на все конференции, Саня умудрялся поддерживать прекрасные отношения, хотя тайком куражился над ним непрерывно. Помню, в момент полного моего отчаяния, когда я совсем уже склонялся к отъезду, я почти с мольбой обратился к Сане:
— Ну что ты якшаешься с этим подонком? Брось!
— Нельзя! Без меня он совсем оподонится!
— А с тобой — нет?
— Со мной, надеюсь, несколько медленнее, — отвечал он.
Я рассказал об этом ей — она обрадовалась:
— Это точно! Единственный, кто чему-то меня в жизни научил, — это Саня. Вокруг, особенно сейчас, все как говорят? “Все плохо!” Даже те, кто по две машины и по три видика имеют, — “все плохо” говорят. Обязательный пессимизм, как Саня это называл. И ненавидел его, основным признаком слабоумия считал. “Почему это плохо все? — говорил. — Что за чушь? Почему же мы тогда живем?” Он здорово меня воспитал... он — и больше никто! Хотя разные были — и богатые, и вроде имеющие все, — но такой любви к жизни, такого оптимизма ни у кого не видела, ни у каких миллиардеров!
— Это точно! — Я согласился с ней (хорошая баба!). — Он тоже нас поднимал всегда, пока у нас силы были, и даже когда кончились — тоже пытался.
— ...Надо во всем видеть что-то хорошее! — повторял он.
— Во всем? — с отчаянием говорил я. — Ну, например, в Павлове твоем есть хоть что-то хорошее?
— Есть! — сразу и убежденно говорил он.
— Ну, что, что?!
— Пьянство!
— Это, по-твоему, хорошая черта?
— Убежден!.. То есть для него — да!
— Почему это?
— Не будь он пьяницей, он бы уже такого натворил! Всех бы уже передушил! А так — не успевает!
— Да, замечательно!
Но надо сразу отметить, что, общаясь с Павловым, Саня ни малейшей коррозии не поддавался, никогда ничего не делал, чего хотел от него шеф. Придя директором, Павлов понял, что надо первым же делом обмарать всех — заставить, например, произносить речи.
Помню, как он обламывал меня:
— Ну я же, пойми меня правильно, вовсе не призываю тебя ко лжи! Вовсе не обязательно тебе говорить о том-то и том-то, скажи об этом и этом-то — но скажи искренне, от души!
Постоянный мой отказ и сделал наше совместное существование невозможным.
А Саню он один только раз попросил произнести праздничную речь и после зарекся: Саня вроде как надо все говорил, но постепенно в речи его все четче проявлялся ритм верлибра... в зале хохот все нарастал... гости в президиуме были недовольны! А Саня радостный кинулся к Павлову: “Ну как?”
