— Ну и ну! — Я ошеломленно оглядываюсь по сторонам. — Ну ты и работу себе нашел! Ближе не было?!
— Подходяшшей не было, — лихо отвечает Гага.
Он уже уверенно, победно сворачивает на одну дорогу из трех, на одну из пяти, на одну из семи; тут уже плотно населенная зона — кругом дома, виллы, высокие виадуки, — надо на ходу разбираться. Вдруг, после особо лихого поворота, одна дорожка, безошибочно выбранная чуть ли не из пятнадцати, — мы внезапно вылетаем на водный простор, окруженный на горизонте аккуратными горами с белыми домиками. Я застываю в изумлении, но Гага не отвлекается по сторонам, мы с ходу въезжаем внутрь какой-то огромной пристани, причаленной к берегу, громыхнув трапом, въезжаем в большой гулкий железный ангар, проезжаем через него и — как знать, если бы не цепь, преграждающая путь, — не съехали бы мы в воду? Но у самой цепи мы застываем как вкопанные. Гага вытирает пот. К нам, лавируя между другими машинами, устремляется черноусый красавец в голубой униформе. Гага протягивает ему через окошко ассигнацию, тот отрывает билет. Я с недоумением озираюсь по сторонам, назад, въезжают все новые машины...
— Паром, что ли? — наконец догадываюсь я.
Гага, довольный эффектом, благодушно кивает. Мы с двух сторон вылезаем из машины, по железному, с заклепками, гулкому трапу поднимаемся на просторную верхнюю палубу.
Паром медленно отплывает. По мере удаления все больше открывается и берег, уходящий вдаль и ввысь, с россыпями белых домиков в уютных долинах.
Приближается дальний берег.
Через десять минут паром мягко ткнулся в пристань, цепь перед нашим носом сняли, и машины, как голодные, рванулись вперед.
— Ну, может, немножко расслабимся? — оглядывая обступившие нас субтропики, сказал я.
— Сначала дела! — холодно произнес Гага.
Какой-то просто Железный Феликс!
Машина карабкалась по осыпающимся, чисто крымским улочкам-горушкам, только дома по сторонам были другие, шикарные виллы. С завываньем — вверх, с уханьем — вниз.
— Кратчайшая дорога, — отрывисто выдохнув, счел нужным объяснить он.
— Ясно! — выдохнул я. Я тоже устал, хоть был исключительно зрителем, частично спящим.
Нас понесло вниз с горушки, и на этот же перекресточек с поперечной горушки ссыпался огромный сияющий “форд” — с отчаянным визгом тормозов мы остановились в полуметре друг от друга. Седой, жилистый, в белой бобочке владелец, застыв за стеклом, впился взглядом в моего Гагу — и Гага не мигая уставился на него. Пауза накалялась. Ну, все! Я пригладил волосы. Сейчас монтировки из-под сидений — и в бой! Но пауза длилась, водители были неподвижны. Вдруг седой джентльмен широко улыбнулся, поднял у себя за стеклом руку и приветливо помахал. Должен отметить, что Гага ни на мгновение не отстал; когда я обернулся на него, он так же радостно улыбался и махал рукой. Ну и порядки! Наконец, насладившись лицезрением друг друга, оба резко и безоговорочно дали задний и багажниками вперед стали карабкаться обратно каждый в свою горушку. Казалось бы, тут достаточно и одному попятиться, чтобы другому проехать, но — кому? Вот вопрос! Конечно, если по-нашему, наш занюханный “пассат” должен был потесниться, чтоб уступить шикарному “мерседесу”, — об чем речь? Но тут, видимо, и речи не могло быть о чьем-то наглом преимуществе — тени этого не было. Чудная страна!
