— Слушай! — восхищённо воскликнул он. Все загалдели.
— А меня! А меня!
— Потри немножко! — попросила возвышающаяся грудой Королёва.
Я быстренько села на нее верхом, плавными кругообразными движениями рук «подоила» её наспинные выпуклости.
— Как же ты, подруга, носишь на себе такую плиту? — проворковала я. Некоторым клиентам я говорила «могильную плиту», но пока осторожно воздержалась. — Сделаем! — я шлёпнула её по загривку и соскочила с нее.
— Потрогай-ка тут... что-то тянет, — попросил Ечкин, прикладывая ладонь к тому месту, где должны были бы быть плавки. Я весело пересела к нему, положила ладошку туда и вдруг почувствовала, что тону второй раз за этот вечер — какой-то страшный ледяной водоворот всё глубже и всё быстрей втягивал меня, я летела в какую-то черноту, ни в какой сауне ни среди каких друзей меня не было. В ужасе и с каким-то усилием я вырвала руку. Наверное, я жутко побледнела, потому все умолкли и смотрели на меня.
— Что с тобой? — второй уже раз за этот вечер Саша смотрел на меня совсем по-новому, попав на что-то непредвиденное, чего никак от меня не ждал.
— Чего там? — выплыли испуганные глаза Ечкина.
— Тухлые вы, ребята, все! — с трудом взяв себя в руки, весело проговорила я. — Когда у вас диспансеризация-то будет?
— Как только приедем, так и будет! — сурово всех оглядывая, проговорил Александр.
— Ладно, раз здоровье такое хреновое, надо выпить! — Варанов выразил общее настроение, и мы снова выкатились к бару.
Снова захорошело. Все говорили вразнобой, пересаживались туда-сюда, спорили.
— А ты молодец! Слушай...
Я вдруг почувствовала потную руку Ечкина на моём бедре, в порыве благодарности, которую он испытывал ко мне, ладонь его ползла вверх всё выше и выше.
Я весело посмотрела на Сашу: это так надо?
— Отставить! — узрев чужую руку на моих прелестях, рявкнул он. Ечкин отдёрнулся.
— На-ас на ба-абу променя-ял! — прогорланил Ечкин, и все заржали. В состоянии общей «хорошести» после бани хватало пустяка для полного счастья.
Появилась четвёртая бутылка... шестая. Потом мы пели «Славное море» и «Усталую подлодку», потом, уже на овациях, я исполнила своё коронное:
Была я белошвейкой
И шила гладью,
Потом пошла на сцену
И стала примой.
Работала ночами,
Чтоб стать звездою.
Как трудно заработать
На жизнь искусством!
И вместе со всеми — мощным медленным хором:
Не любите, девки, море,
А любите моряков.
Моряки е...я стоя
У скалистых берегов!
Бешеные овации — себе и другим.
— Все! Разбегаемся! — рявкнул Саша.
