— Нам-то все это зачем? — снова зевнул Винт.
— Как? — возмутился теоретик. — Пока над вами стоят вожди аненцефализма, пока они вершат ваши судьбы и манипулируют вашими жизнями, отравляют вас гнилой пищей, испорченным воздухом и ядовитой водой, вы можете надеяться лишь на перманентное умерщвление, а не на будущую жизнь.
— Ну и что? — не понимал Дювалье. — Мой говеный бизнес дает мне мелочную валюту и перспективу — слинять куда-нибудь в Люксембург или Монако.
— Это позорно, — возразил теоретик. — Социальное равнодушие сегодня — величайшее зло для народа и страны.
— Что скажешь, Гаутама? — вопросил Арбуз.
Гаутама распахнул свои безмятежные глаза, и его спокойный взгляд проходил сквозь все.
— Мне, сыну космоса, чужда рациональная логика, особенно логика насилия, а именно об этом здесь речь. Всякая теория есть оправдание практики. Если будет убит главный аненцефал города — градоначальник, на его место встанет другой аненцефал, все они взаимозаменяемы, и тогда продолжится, и с еще большей энергией... Не надо мешать естеству жизни. Аненцефализм сам исчерпает себя, исторгнется гноем из тела народа, отверстые раны зарубцуются, живая оставшаяся кровь быстрее, радостнее заструится по жилам...
— Социальная хирургия — требование эпохи! — выкрикнул теоретик.
Винт почувствовал удушье от разговора, вышел в коридор, легонько поскребся в дверь Сударыни.
— Да? — неопределенно ответили за дверью.
Винт вошел, аккуратно закрыл за собой дверь.
— Садитесь, Александр Васильевич, — сказала девушка, указывая на низкую танкетку у окна.
Винт послушно сел, вопросительно взглянул на Сударыню: ее длинные слаборыжие волосы были расчесаны, заколоты на висках шпильками и убраны за спину.
— Что случилось? — она смотрела отсутствующим взглядом, погасшим лицом.
— Да вот, — Винт сидел, согнувшись, как человек, потерявший волшебное слово. — Скучно жить. Там, в зале, все спорят — убивать начальство или дать ему жить, а мне скучно от этого... А вы все молчите, вам весело от молчаливых мыслей.
— Весело, — слабым эхом откликнулась она. — От всяких мыслей весело, от своих и чужих...
— А я жениться собираюсь, — признался Винт.
— Это хорошо, — безразлично подтвердила она, — тогда вы станете вдвое сильнее.
— Так надо мне жениться?
— Если человек любит хорошую музыку, — она пристальным мельком взглянула на него, — тогда ему надо жениться. Но если его избранница предпочитает сольное исполнение, тогда возможны осложнения и проблемы.
