Я все-таки снял трубку и набрал номер своего старинного знакомого. Он отозвался сразу.
— Психоаналитик, — сказал я ему, — это не очень удачная шутка.
— Не очень, — согласился полковник. — Как ты вышел на это?
Забавный жаргон. Нет, чтоб просто спросить: как ты узнал?
— Да просто не станет психотерапевт беседовать с пациентом на его территории.
— Беседовать не станет, — сказал полковник, — а убить может.
— Брось, — сказал я, — не было ножа, — и рассказал ему о своей встрече с менеджером.
— Собственно, за этим я и звоню, — сказал я. — Его “крыша”, наверное, будет вести свое расследование. Думаю, что их это тоже беспокоит. Кому нравится, когда начинают падать доходы? Если это та же “крыша”, которая “прикрывала” Лунину, а это более чем вероятно, то сейчас они должны быть сильно раздражены, кого бы они ни разыскивали — маньяка-убийцу или наемного киллера, — в любом случае они начнут с менеджера. Парень сильно напуган. Можешь сделать что-нибудь для него?
— Я позабочусь о нем, — сказал полковник. — Постараюсь, чтобы они до него не добрались?
— Кстати, о Луниной, — спросил я. — Что с ее менеджером?
— Он уже оправился от шока, — сказал полковник. — Нашел себе какое-то юное дарование. Наверное, будет делать новую звезду.
— Его ведь не было, когда она умерла.
— Да, — сказал полковник, — за него опасаться не приходится.
“Конечно, — подумал я, — он не видел убийцу, охранников не приглашал, что из него можно вытянуть?”
Я положил трубку и некоторое время постоял, глядя никуда и ни о чем не думая. Я не сразу понял, что по телефону вместо меня разговаривал кто-то другой. Когда я снова начал думать, то первой моей мыслью была мысль о том, что и это мое сосредоточенное стояние с рукой, положенной на телефонную трубку, тоже как бы некоторое действие. “Пора бы уже выйти из телевизора”, — подумал я. Но это плохо получалось. Я опять совершил ненужную прогулку среди знакомых, но каких-то странно отчужденных от меня предметов и заметил это. С сожалением посмотрел на книжные полки. Они были нереальны, как воспоминания. Или, скорей, они были в другой реальности. Книги, четко оформленные мысли были слишком конкретны в своем совершенстве, были мертвы. Время кончилось — наступила вечность, абстрактное перманентное действие без начала и конца.
Я подошел к большой висевшей на стене картине. Картина звала меня в какой-то нереальный, но поразительно достоверный мир, состоящий из несуществующих в природе предметов, форм и пространств, которые, казалось, вот-вот готовы были сложиться во что-то знакомое и осязаемое, в то, что можно будет назвать, и... не складывались. Картину подарил мне художник, когда это еще был я. Этот художник умер. Внезапно я почувствовал себя сиротой. Почувствовал свое абсолютное одиночество. Как будто я один стою в пустыне, где — ничего, даже горизонта. Подавив в себе это чувство, я вернулся в кресло и попытался сосредоточиться на телеэкране.
