Когда рабочий день закончился, они настояли на том, чтобы меня угостить, их уважение ко мне резко выросло. Так бывает всегда – сначала недоверие, потом двери слегка приоткрываются, и тогда достаточно какого-то пустякового происшествия, небольшой травмы, оказанной помощи или медицинского совета, которого никто не ждал, чтобы стать уважаемым человеком, значимым членом коллектива. При некотором везении ты вообще попадаешь в ранг героев. Им я и стал в той дыре, где вздумал обосноваться. А ведь я к этому не стремился, когда решил стать деревенским врачом. Все, чего я хотел, – это приносить пользу, служить людям в условиях суровой, настоящей жизни.
Но когда вас ставят на пьедестал героя, спасителя, когда вас на него возводят вопреки вашему желанию, вы в конце концов принимаете этот дар, соглашаетесь с особым статусом, а в качестве бонуса получаете уверенность, что нашли свое призвание. Мне нравилось, что я всех знаю, что осторожно вхожу в их жизнь, разделяю с ними радости и горести, становлюсь советчиком для молодежи, не умеющей найти свое место в деревне, которую они ненавидят и обожают одновременно. Меня устраивало, что у стариков я занимаю место их детей и внуков, уехавших в город, что мне приходится выступать среди ночи в роли ветеринара или выслушивать тайны измученной жены деревенского труженика, которая просит поговорить с ее молчаливым мужем, раздавленным долгами и непомерными трудностями.
Вот уже почти две недели прошло с тех пор, как моя жизнь приняла иной оборот, я перевернула некоторые ее страницы, причем более или менее легко. Что до страниц дневника Элиаса, то их я перелистывала с большим усердием: каждое утро, сгорая от любопытства, заходила в его комнату, чтобы узнать, написал ли он накануне хоть несколько строчек. После того, как он оказал помощь раненому лесорубу, что, видимо, разбудило его воспоминания, Элиас стал рассказывать в тетради о том времени, когда он был деревенским врачом. Целыми днями он мотался между своим кабинетом и визитами на дом к пациентам – теперь было понятно, отчего его машина в таком состоянии. Записи позволяли судить о его самоотверженности: все время Элиаса, вся его жизнь были посвящены больным. Он отличался поразительной скромностью, знал, что в глазах тамошних обитателей он герой, однако для него именно они были героями в своей повседневной жизни. А делом самого Элиаса было лишь лечить их физические и душевные болячки самым лучшим доступным ему образом. Я читала дневник его жизни, словно глотала взахлеб увлекательный роман, временами даже забывая, что рассказчик живет здесь, у меня, – я редко его видела. Чтение его дневника было для меня отдыхом, своеобразным ритуалом, который я позволяла себе и без которого уже не могла обойтись.
