Он вышел, словно борясь с желанием остаться. Я постояла несколько секунд, приходя в себя, затем возвратилась в столовую. Гости были в хорошем настроении и с удовольствием поглощали завтрак.
– Все в порядке?
– Да! Ортанс, у вас очаровательный муж.
От этого невинного замечания у меня подкосились ноги.
– Спасибо. – Я выскочила из дому.
Я зашагала по саду, яростно отбросив назад волосы, как если бы этот жест мог вырвать меня из кошмара, в котором, в отличие от страшных ночных снов, я не могла даже закричать. И вдруг нос к носу столкнулась с Элиасом.
– Вы еще не на работе? – не удержалась я от вопроса, в котором явственно прозвучал упрек.
– Матье предложил мне сегодня прийти попозже.
Он держал в руках чашку, которую собирался отнести на кухню, но я его остановила:
– Не надо, я сама…
Я замолчала на полуслове, заметив Эмерика, который искал меня. Он подошел к нам, уже в безукоризненно сидящем пиджаке, с мобильником и ключами от машины в руке. Его идеальный образ динамичного сорокалетнего топ-менеджера, который очаровывал и покорял меня в Париже, здесь казался неуместным, в особенности рядом с Элиасом и его помятым лицом, потертыми джинсами, старой толстовкой с капюшоном и не слишком новыми кроссовками. Эмерик повернулся к нему и представился, протянув руку:
– Эмерик, рад познакомиться.
Он был вежлив в любых обстоятельствах и всегда образцово вел себя, даже если атмосфера накалялась.
– Элиас, – только и прозвучало в ответ.
Я почувствовала, что он его оценивает. Быстро, но при этом очень тщательно пройдясь глазами по Эмерику, он потерял к нему интерес и обратился ко мне:
– Оставляю вас, хорошего дня.
– Спасибо, Элиас, вам тоже.
Он стремительно отошел, бросив перед этим взгляд на Эмерика, который несколько мгновений пристально изучал его.
– Это кто? – спросил он меня.
– Клиент, работает у Матье.
Он погладил меня по щеке с удрученным видом.
– Надо поспешить, я тогда смогу раньше вернуться, и у нас будет больше времени.
В ответ я кивнула.
– До скорого.
Он наклонился ко мне и легонько поцеловал в губы. Я не сумела остановить руку, которая вцепилась в его пиджак. Он осторожно высвободился и пошел к машине. Дверца хлопнула, и он тут же тронулся с места. Я спрятала лицо в ладонях, мне хотелось сбежать к себе в комнату и зарыться в постель, наглухо закрыв ставни, и пусть все оставят меня в покое.
Следующие часы я прожила как в тумане, проклиная щиколотку, которая не позволяла в танце выплеснуть мои внутренние конфликты. Я сгорала от желания включить музыку так, чтобы лопались барабанные перепонки, и танцевать, танцевать, танцевать, пока не свалюсь от усталости, пока не сдамся, обливаясь потом. Поскольку танцы были мне недоступны, я оглушала себя генеральной уборкой комнат: выметала пыль изо всех углов, меняла постельное белье – в том числе у Элиаса. В его комнате я задержалась: мне нужно было узнать, что он услышал, что подумал. И эта потребность была сильнее меня.
