— Нет. Я в отпуске…. так сказать. Я — турист!
— Опять, турист?
— Да.
— И надолго?
— Пока не отдохну, — он всеобъясняюще подмигнул ей: — Посмотрим.
— Значит у Ненадкушенного секретики? — И флорианка так же, как сделал только что Джил — подмигнула ему в ответ: — Представитель ССМ взял отпуск. Так, так, так…
— Ааоли, может уставший человек отдохнуть или нет? — он театрально вскинул голову, голос его принял нотки сокрушения: — Мой корабль прошел дальний, очень дальний путь и я — простой, выдающейся пилот, хочу вкусить от благ лона природы…
— Какого «лона»?
— Природы!
Флорианка смеялась.
— Джил! Как жаль, что я не могу показать тебя своим друзьям. Ты — отвратительный актер! «Вкусить от благ»… Ха, ха…
Джил подождал, пока Ааоли успокоится.
Говорить ей о том, что под ее когтями у него на плече уже, наверное, сочится кровь, Джил не хотел.
— О! Прости, мой хороший, — она отдернула свою руку: — Я тебя немного царапнула…
— А ты что делаешь на Оре? — Спросил он.
— Я жду свою вахту, — видя его непонимание, флорианка сказала: — Мой хороший, я ухожу на буксировщике «Дальний». Моя первая вахта. Я — инженер. Или забыл?
Он чуть было не спросил ее, «что с тобой случилось»? Но вовремя спохватился.
Буксировщик!
Почти смертники.
Почти легенды.
— И когда ты… уходишь, Ааоли?
Ее кошачьи глаза расширились, показались слезы, другие слезы — горечь и страдание. Лишь на мгновение Джил увидел это выражение на ее лице, и уже через секунду, оно исчезло, пропало.
— Я на Оре уже неделю. Буксировщик на плановом ремонте. Обещают через неделю отправить в рейс.
Он молчал, не зная, что ей сказать.
Флорианка глубоко вздохнула, протянула ему свою руку для пожатия, наигранно весело произнесла:
— Через год вернусь. Тебя где искать — то? А, мой хороший?
Он не ответил.
Он не нашел, что ей ответить.
Вместо ответа, Джил в каком — то детском порыве, в котором смешались жалость и сочувствие, вдруг обнял ее — крепко, не отпускал.
Флорианка не двигалась, не ответила на объятие. Она просто стояла на месте неподвижно, как статуя.
Мимо проходили прохожие, но Джил не обращал на них внимания.
— Отпусти меня, мой хороший, — спокойно и тихо произнесла флорианка, и Джил ее отпустил.
Он стоял рядом с ней, глядя в ее лицо снизу вверх, не зная, что сказать.
Она сказала сама.
— Мы прожили с моим мужем всего четыре месяца, — Ааоли смотрела поверх головы Джила: — И его не стало.
— Ааоли…
— Мы все умрем, мой хороший.
— Ааоли…
Теперь она смотрела ему в глаза.
Флорианка слабо улыбнулась, произнесла:
