| Миссис Септимус Смолл была самая высокая из четырех сестер; унылое выражение не сходило с ее добродушного круглого лица; кислая гримаса прочно застыла на нем, словно миссис Смолл вплоть до самого вечера просидела в проволочной маске, которая собрала ее неподатливую кожу в мелкие складочки. |
| Even her eyes were pouting. | Даже взгляд у нее был кислый. |
| It was thus that she recorded her permanent resentment at the loss of Septimus Small. | Все это служило для того, чтобы свидетельствовать о ее неизменном горе по поводу утраты Септимуса Смолла. |
| She had quite a reputation for saying the wrong thing, and, tenacious like all her breed, she would hold to it when she had said it, and add to it another wrong thing, and so on. | Она славилась тем, что всегда говорила что-нибудь несуразное и с упорством, характерным для всего ее племени, держалась за свои слова, подбавляя еще что-нибудь невпопад, и так без конца. |
| With the decease of her husband the family tenacity, the family matter-of-factness, had gone sterile within her. | Со смертью мужа форсайтская цепкость, форсайтская деловитость окостенели в ней. |
| A great talker, when allowed, she would converse without the faintest animation for hours together, relating, with epic monotony, the innumerable occasions on which Fortune had misused her; nor did she ever perceive that her hearers sympathized with Fortune, for her heart was kind. | Любительница поболтать, когда только ей представлялась такая возможность, она могла говорить часами без всякого оживления, рассказывая с эпической монотонностью о тех бесчисленных ударах, которые ей пришлось принять от судьбы; и ей никогда не приходило в голову, что слушатели становятся на сторону судьбы, — сердце у Джули было доброе. |
| Having sat, poor soul, long by the bedside of Small (a man of poor constitution), she had acquired, the habit, and there were countless subsequent occasions when she had sat immense periods of time to amuse sick people, children, and other helpless persons, and she could never divest herself of the feeling that the world was the most ungrateful place anybody could live in. | Долгие годы, проведенные у постели Смолла (человека слабого здоровья), сделали из нее сиделку, а таких случаев, когда бедняжке приходилось подолгу просиживать у постели больных — и детей и взрослых, — было множество, и она никак не могла расстаться с мыслью, что в мире слишком много неблагодарных людей. |
| Sunday after Sunday she sat at the feet of that extremely witty preacher, the Rev. Thomas Scoles, who exercised a great influence over her; but she succeeded in convincing everybody that even this was a misfortune. |
