Я запутался. Мне нужно было попасть в больницу. Нужно было спросить кого-нибудь, могу ли я отъехать. Только съездить в больницу. А Бена забрать позже. Но в дежурной участка никого не было. Некого было спросить. Вот и приходилось сидеть. И метаться.
Через сорок минут появился Мичелевски, прошел прямо к питьевому бачку и налил себе (или кому другому) воды в бумажный стакан.
— Вы закончили? — спросил я. — Мы можем ехать?
— Вы можете, — изрек коп. — Вы можете в любое время, когда захотите. Ваш брат сопровождать вас не будет. Ваш брат задержан.
Я сел на деревянную лавку, продираясь сквозь все, что был способен думать, говорить, чувствовать. Увы, иногда просто приходится что-то выпалывать. Не все оправдывает ожидания.
Впрочем, я не впадал в панику. Произошла ошибка, и мы разберемся в ней до конца. Лучшее мое предположение: Марк солгал и свалил все на Бена. Только ничего не клеится. Как мог замыслить преступление парень, неспособный запомнить, как пройти два квартала до работы от автобусной остановки?
— Что Марк сказал о нем?
Я был спокоен. И гордился собой за это. Зачем цеплять копов? Будь голосом разума. Сотрудничай с ними. Будь таким, с кем они могут поговорить. Это, если смотреть наперед, лучше всего и для Бена.
— Дело не в том, что сказал Марк. А в том, что сказал Бен. Ваш брат признался, что бросил спичку.
Я открыл рот, готовый к спору. К тому, чтобы уверить их, насколько это нелепо. Что он, должно быть, сбил Бена с толку или не понял его. Что Бену очень легко вложить в уста слова. Он что угодно скажет, когда напуган.
Но я не стал уверять.
Иногда фотографическая память не такое уж и благо. Иногда я запоминаю сказанное мне кем-то слово в слово и жалею, что черт меня дернул это сделать.
— Вроде того, что в руке был всего лишь крохотный огонек, а потом он сделался по-настоящему быстрым. Все сгорело и вправду быстро.
Как раз это Бен и поведал мне о своем «сне».
Этот крохотный огонек. У меня в руке. Надо же, как я полностью забыл об этом? Я могу вспомнить все, что угодно. Потом я понял. Это было так очевидно. Это должно быть что-то нужное мне.
— Я могу его увидеть? — спросил я. Или, во всяком случае, кто-то спросил. Должно быть, я. Мичелевски не спрашивал. А больше никого и не было, кто мог бы.
— Сегодня днем мы переведем его в окружную тюрьму. Вам будет нужно позвонить и узнать там, когда разрешены свидания.
Здание больницы было длинным прямоугольником. Длинным с одной стороны и коротким с другой. Когда, выйдя из лифта, я посмотрел в даль коридора, мне показалось, что он протянулся до бесконечности. Словно я мог целый день шагать по нему, да так и не добраться до цели. Когда же я наконец добрался до конца коридора, следуя по номерам палат, то повернул налево (единственно, куда я мог повернуть), и коридор передо мной оказался очень маленьким. В конце находилось что-то вроде обычной приемной, закуток в углу с двумя диванами и двумя лампами.
