Я замер, заставляя себя дышать. Слова копа звучали как приказ. По сути, они звучали как приказ, повторенный несколько раз с постоянно возрастающей значимостью.
И, возможно, коп был прав. За Анат хорошо ухаживали. А следствие — дело важное. И Бен — свидетель. Он мог бы помочь.
— Хорошо. Прекрасно. Я загружу его в машину, и мы прибудем прямо к вам.
— Отлично, — сказал коп. — Никаких заездов. Никаких посещений. Ничего не надо передумывать. Ничего не надо. Я возлагаю на вас ответственность.
Я удивленно взглянул на телефон. Пытаясь вникнуть в подтекст, который вполне мог быть высказан и на чуждом языке.
— Ладно, — сказал я. — Пока.
Иногда у нас под рукой не оказывается иного варианта, как только не обращать внимания на то, чего мы не в силах понять.
Бена я увидел выходящим нетвердой походкой из ванной.
Вид у него был бледный и несчастный. Никогда не понимал, зачем людям специально делать с собой такое.
— Сколько же пришлось выпить?
— Всего одно пиво. Два.
— И все?! Два пива?
— И еще что-то, такое сладкое, но я не знаю, что это было.
— Мы едем в полицейский участок.
У Бена округлились глаза. Широко распахнулись, как на преувеличенной картинке уличного бродяги.
— Я не хочу ехать.
— Не имеет значения. Ты должен поехать.
— Зачем? — даже два коротеньких слога Бену удалось растянуть на длину, может, двенадцати.
— Затем, Бен, — парировал я, возможно, слишком резко. — Это не было сном. Пекарня действительно сгорела дотла.
Никогда мой брат Бен еще так сильно не напоминал мне оленя на автостраде, застывшего в свете фар машины. Глаза широко распахнуты, понимает, что вот-вот последует удар, очень испуган, но все ж не способен изменить ход событий. И ужас в том, что Бен часто напоминал мне оленя на шоссе. Постоянно, на самом деле. Но никогда еще так сильно, чем в тот раз.
Вдруг он развернулся и опять бросился в туалет, и его прямо до кишок выворачивало болезненно долго.
Я ждал.
По дороге в полицейский участок Бен ничего не говорил.
Ничего. Ни словечка.
Я был готов почти ко всему, что он мог бы сказать. Не был я готов только к молчанию.
Несколько раз, сидя за рулем, я оглядывался на него. Лицо брата было мертвенно-бледным, сгорбившись над своими коленями, он обхватил их и мягко покачивался.
Я не поехал мимо пекарни. Сделал большой крюк в объезд. Я не рассказывал ему, что Анат ночевала над кафетерием. Раньше или позже мне пришлось бы рассказать ему. Но прямо сейчас Бен наводил на меня страх. Даже без дополнительных потрясений.
