— Все у меня хорошо, — прозвучало в ответ. Голос ее был мягок. Близок. Нежен. — Понимаю, что разбудила тебя, и понимаю, что напугала. Прости. Просто захотела поговорить с тобой. А твой номер прямо тут, на холодильнике…
— Ты уже в пекарне?
— А я домой так и не поехала. Потому как сообразили, что глупо будет мне ехать до самого нашего дома в восемь-девять часов вечера, а потом обратно до самой пекарни в четыре утра. Так что я устроилась в комнатке наверху. А вот теперь не могу уснуть. Я скучаю по тебе.
Я лежал, не двигаясь, чувствовал, как кровь и все органы во мне быстро оживают, наливаясь теплом.
— Я тоже скучаю по тебе.
Потом долго никто из нас ничего не говорил. И тут меня стукнуло: а ведь мы, возможно, сейчас об одном и том же думаем, о том, что разделяют нас всего две минуты ходьбы.
— Мне надо оставаться здесь, — выговорил я. — Или не надо?
— Я не знаю, — долетел в ответ тихий голосок. Почти шепот. — Тебе надо?
— Сейчас приеду.
Анат встретила меня у кухонной двери пекарни, схватила за руку и повела наверх. Лицо у нее было напряженное и взбудораженное.
— Я только и делала, что волновалась после того, как мы поговорили по телефону. — Не успел я и рта раскрыть, чтобы спросить почему, как она сказала: — Надеюсь, ты не думаешь…
— Нет, — сказал я. — Этого я не думаю.
— Ох. Слава всему святому.
Я сел на край кровати (больше сесть было некуда). Огляделся. Комнатка была маленькая, футов, может, шесть на десять. Ванной видно не было. Наверно, приходилось пользоваться той, что внизу. Одна кровать с тумбочкой и лампой на ней, а рядом стакан для питья и бутылочка воды. По другую сторону кровати небольшой стеллаж из полок, на которых было сложено кое-что из одежды. Это напоминало мне монастырскую келью. Пусть в монастыре мне бывать и не доводилось.
Анат подошла и села рядом со мной, но не слишком близко. Подала мне руку, я взял ее и держал. Сердце мое не колотилось — и не млело. Ему просто было тепло. Очень.
Впервые в жизни я чувствовал себя наполненным теплом до краев.
— Рада, что ты понимаешь, — сказала она. — Я должна оставаться девственницей. Пока не выйду замуж. По крайней мере мне приходится хотя бы в этом идти отцу навстречу. Понимаю, ты, видно, думаешь, что он не узнает. Но я-то буду. Я буду знать.
Я приложил палец к ее губам.
— Это прекрасно.
Она склонилась и поцеловала меня. Нежно. Ласково. Почти неуверенно, но не совсем. Скорее — заботливо. Анат отпрянула, и мы смотрели какое-то время в глаза друг другу, а потом разразились непроизвольным, неудержимым, стеснительным приступом улыбок.
