Да. Так я и решил. Я же обещал Анат говорить правду.
— На крыльце будет удобнее, — сказал я. — Пойду попробую отыскать пепельницу. Но я посижу с вами на крыльце.
Я порылся в кухонных ящиках, заранее вполне уверенный, что ничего в них не добуду.
— Бен, — обратился я к наполовину вошедшему на кухню с шатающейся стопкой тарелок в руках брату. — У мамы были пепельницы?
Он остановился, где стоял.
— Пепельницы?
— Неважно.
Я схватил какое-то блюдце.
По пути из кухни я столкнулся с Анат. Задержался, чтобы подольше рассмотреть ее лицо. В первый раз с их прибытия. От этого сердце у меня опять сомлело, но в этом не было никакого жара, ни даже тепла. Холод воспринимался по-доброму, как лед на ожоге. С ней, похоже, все нормально. По ней не скажешь, что она готова была прекратить всю эту затею.
— Мне ждать беды? — прошептал я.
— Ему трудно приспособиться. Пойди поговори с ним. Пожалуйста.
Когда я пришел, Назир сидел в одном из наших плетеных кресел. Прямо, будто аршин проглотил. У него был такой странный инструмент, какой носят курильщики сигар. Их я никогда не понимал. Кончики обрезают, дырочки буравят или еще что. То, что, по моему разумению, производители сигар, наверно, должны делать для своих клиентов. А не заставлять их покупать всякие приспособления.
Я поставил перед ним блюдечко на ограждение крыльца, внезапно устыдившись состояния покраски маминого дома. Краска облупилась. Раньше я и не замечал. Придется как-то отыскать способ обновить дом.
Краем глаза я следил, как Назир поджег кончик сигары неким подобием паяльной лампы. Пыхал и пыхал, пока сигара не взялась, затем с щелчком закрыл огонь.
Потом, когда подправлять и зажигать стало нечего, молчание сделалось еще более неуютным.
Мы сидели в сумерках, следили, как мимо проезжала какая-то машина, как соседка вывела на прогулку своего бассета. Она махнула нам рукой. Словно мы оба на пару жили здесь, и она совершенно не удивилась, увидев нас сидящими вместе на крыльце. Я махнул в ответ. Назир — нет.
Прошла минута, вторая.
После чего я заметил:
— Вы очень неразговорчивы.
Ужасные секунд тридцать или около того я полагал, что отвечать Назир не намерен.
Потом он ответил.
— У вас с моей дочерью немного не так, как я думал. Немного отличается от того, о чем вы мне рассказали.
— Что я вам рассказал? — спросил я. Глупо, в общем-то. Что я осмелился бы рассказать ему о своих чувствах к его дочери?
— Вы сказали, что не испытываете к ней чувств такого рода.
